Сибирские огни № 02 - 1969
ном костюме,— он шел, чуть склонив красивую посеребренную голову,, н в его негромком, отчетливом «здравствуйте> мелкими дробинками пересыпалась легкая картавость. И вот все уселись за стол. И что-то взволнованно говорит Ореханов, поглаживая большой рукой высокую волнистую шевелюру. И Ольга Савватьевна — смуглый румянец, теплые, густой синевы глаза, темные брови — говорит что-то ласковое и хорошее. — Спасибо,— отвечает Кречетов.—Только напрасно вы затеяли. Ведь мы все знаем, что вы еще не устроены! — Мы никогда не устроимся,— неожиданно громко говорит Кроль.— Кому мы нужны? Меня даже мой нэпман уволил! Вы, объя снил, человек образованный, могли бы и быстрее этикетки наклеивать! А! Все — пустота, все — никчемность, все — ничто. И за столом молчание. Варя поворачивает к Андрею лицо. Что ты, Варя, что ты, он ведь не назвал фамилию. Никто ничего не знает. Почему же серые глаза странно потемнели, они почти черные, как пепел в ночи. И снова не ловко прячет она под столом руку с браслетиком! Черт бы побрал этот дурацкий гуталин, будто без него прожить нельзя! — Посмотрите, как нелепо расплылася морда нэпа! — прерывая молчание, сказал Варфоломеев и даже изобразил, как она расплылась. Но никто почему-то не засмеялся. — А все же есть и хорошие,—сказала Панночка, накладывая се бе на тарелку всего: и паштет, и салат, и лососину.— Вот эти, папочка,. Фукин и Штучкин, да? Они у нас недавно купили два рисуночка! — Помолчала бы ты, ясная головка! Фукин — парикмахер, а Штучкин —зубной врач. А купили Мильман и Мандель —пуговичные фабриканты. Ты бы лучше рассказала про два рисунка для магази на Парча—утварь, что на Никольской: один рисунок—багряная роза на витрину со знаменами, а другой — белая роза —на витрину с кади лами и ризами! — Ядонист сипел и хрипел, аж губы посинели! — А что — с голоду дохнуть? Нэп —так нэп, черт побери!.. Ядонист вытащил из зеленой куртки набитую трубочку и, не за жигая, засосал изо всех сил. Интересно, о чем там шепчутся Дрозд со Славкой — будто и нету никакого разговора за столом и будто вообще никого вокруг них! — А вам, Виктор Алексеевич! — сказал Кроль.— Намного ли вам лучше, чем мне или Ядонисту? Или вас печатают? Издают ваши пере воды Роденбаха и Альтенберга? Нет, мы с вами не нужны ни Миль- ману —Манделю, ни Луначарскому. Нас попросту выталкивают из эпохи, как попрошайку из трамвая! — А если некоторым... элементам эпоха не по душе? — вызываю ще сказал Варфоломеев.— Тогда как? — Да, да,— сказал Кроль.—Мой друг, магистр, египтолог, ноч ным сторожем на Болотной, у Фруктобакалеи, элемент не влезает в эпо ху! Не всякий мастер и на знамена и на ризы! Не все двухвитринные... — Ну, ну,— проворчал Ядонист,—вы-то, латинист, тоже не бесте лесный... и вы жить хотите! Подбрось-ка, моя умница, салату! Кречетов провел рукой по лицу. Под глазами у него застыли жел товатые тени, а глаза, выпуклые, как у дочери, глядят с сухим блеском. — Что тут скажешь! Я не экономист, не социолог, не политик. Я просто — старый литератор. И я верю в непреходящие ценности. Нэп пришел и уйдет, а вековые ценности останутся. И не все ризы на свалку...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2