Сибирские огни № 02 - 1969

дит его в зал, вводит как взрослого, как равного. «Знакомьтесь, поэт Андрей Хромов». И некто, с бледностью Блока, с откатым лбом Брюсо- ва и с хохолком Мандельштама — берет Андрея под руку... И у Андрея — сейчас, на диване —ухает сердце и потеют ладони, и он со страхом думает о проклятой букве «т», перед которой он — черт! —заикается! Мать стонуще вздохнула во сне. Не идет Юл. Юл веселится. Юл и вся его компания. Феша в своей нахальной кепке, черноглазые братья Тарасютины. И где это они шляются, хотя бы знать,—в ночную-то размокренную пору, когда давно уже позакрыты все кино, все театры, все парки и все стадионы. Шляются как дураки по улицам, а ты не спи —жди! Андрей повернулся с левого бока на спину, заложил руки под голо­ ву. Нет, конечно, он не только злится на Юла, он'и завидует ему,— за­ видует его беспечности, его ранней возмужалости, преданности его дру­ зей, завидует тому, что все зовут его не Юлианом или Юлькой, а корот­ ким и ласковым — «Юл». И еще завидует — тайке, которой наглухо укрыта жизнь брата. Конечно, завидует. Но зато у него, у Андрея, есть стихи, есть суб­ ботний вечер и есть утро воскресенья! У него уже скопилось за неделю семьдесят копеек серебром и медью, и мама даст воскресные тридцать копеек на кино, а он не в ки­ но, а он со своим рублем в кармане — вдоль обшарпанной Китайгород­ ской стены, мимо полок, мимо стоек, мимо ящиков с книгами, мимо книжных гор на земле — ройся, ищи, выбирай, перелистывай, вдыхай пыльную сладость, запах времени и судьбы,—- торгуйся за пятачок, ухо­ ди и возвращайся, вымаливай — крутись вокруг Прохора Корнеевича, который неподвижно сидит на низкой скамеечке — бородатый, с рых­ лым, лиловым носом, в боярской залоснившейся шубе до пят —и зимой и летом! —повздыхай, поморгай,—и вдруг блеснут маленькие, в кро­ вавых жилках глаза, пухлая рука нырнет в книжную россыпь, выта­ щит книжицу и, охнув, не,считая, бросишь все денежки в эту руку — и, спотыкаясь, оглядываясь, пойдешь прочь, читая на ходу: «О, небо, небо, ты мне будешь сниться...» А Юла все нет. Тихо. Тихо в комнате. Рядом с окном по обрубленной водосточной трубе с неравномер­ ным шумом стекает дождевая вода. Шелестит полуоголенными ветвя­ ми корявая липа из каменной глубины двора. Это осень шумит в водо­ сточной трубе. Это осень перебирает последние листья. Это осень бро­ сает в комнату охапки сырого холодного воздуха. А Юла все нет. Заявится под утро, и сам еще завтра посмеется над ночными стра­ хами матери и брата. Или будет молча ухмыляться, уткнувшись за обе­ дом в книжку. Посмотрел бы он сейчас на маму, сейчас, в три часа ночи! Побе­ речь бы все-таки ее! Ведь ей сегодня и без того плохо. Может же быть так плохо из-за двух строчек в газете! Как там в газете про маму? «При-ми-рен-ка». Это мама-то — примиренка!.. И совсем не идет к ней это придуман­ ное, частушечное слово. Ну, как же она могла не сказать —там, на собрании,— что знает Пихтина еще по фабричным сходкам, и когда эмигрантами в Стокголь­ ме, и по подполью петлюровского Киева! И вообще —Пихтин, рабо* в