Сибирские огни № 02 - 1969
И разговоры, разговоры, разговоры... Больше ночью, и потому не поймешь, кто о чем и где сон, где явь. А в голосах то боль, то ожесточенность, то упрямство, то раздумье. Горячий, нетерпеливый голос отца: — Крику много: тот кричит, что ЦК душит партийные массы, дру гой вопит: «Термидор, спасите!», а третий валит на ЦК все: и безрал ботицу, и рост кулака с нэпманом, и хозяйственные трудности. Видали паникеров! И Андрей хоть и под одеялом, а видит, как отец предостерегающе приставляет к кончику крупного носа указательный палец. — Вот-вот,—возмущенно-недоумевающий голос Анастасии Ва сильевны, матери Фредика.—Засуха на Волге —виноват ЦК, землетря сение в Крыму —опять ЦК виноват! — Зачем же серьезный спор превращать в нелепицу? — это Люд мила, ее ровный низкий голос.— Разве нет у нас ни бюрократизма, ни разбухшего аппарата, ни безработицы? Цены на все скачут, хозяйству ем плохо! И мы, внутри партии, не можем об этом во весь голос! Какой же старый партиец, работавший с Ильичей, согласится на это! И Андрей видит, как она обводит всех темными, глубоко сидящими глазами. И снов^ отец,—еще горячей, еще нетерпеливей: — Не болтать, не обвинять,— работать надо. Партия — индустрию, Турксиб, Днепрострой, и мы, в своей Костроме,— свое партийное дело делаем,—а «честные» крикуны — лишь палки в колеса! — Если бы одна болтовня! — голос Анастасии Васильевны.—А .то выкрадывают шрифты, устраивают подпольные типографии —и это под самой Москвой. Выпускают листовки, устраивают безобразную толкучку на демонстрации — против Дома Советов, оголтелый Миньков вывеши вает подлые антипартийные лозунги — в Доме Советов, а после: кара ул, наших бьют! Да их метлой надо из партии! — Вот, вот,— чуть картавя, негромко говорит мама,— вы Пихтиных и Миньковых в одну кучу. А тут разный разговор. А вы вместо товари щеских убеждений — метла! Разве это хорошо, когда мы меж собой, в одной партии: «болтун», «долой гада», «шпана»... — Я слушала Ильича в Париже,— это снова Людмила,—он крепко тогда выстегал Мартова. А в перерыве они рядом, и рука Ильича на плече у Мартова. А мы... — А я не буду, не хочу класть руку на плечо Троцкому! —твердо говорит Анастасия Васильевна.— Я б выдала ему паспорт, запечатала в вагон —и за границу! И еще кой-кого! — А моя рука на плече у Пихтина! — запальчиво, волнуясь, говорит мама.— Я доверяла ему и буду доверять. И не надо сеять подозритель ность друг к другу. И не надо разбрасываться кадрами. Ленин нас не один год собирал... Нам еще не один год строить новую жизнь! — Конечно,— задумчиво говорит отец,— Пихтин не Троцкий, не Миньков... А что он и где сейчас? — Был в Иванове. Мастером на фабрике. Плохо с ним. Будто ис ключили. Замолчал, давно от него ни слова. И где он — никто не зна ет.— И потише:—Аркадий, неужели в гостинице лучше, чем дома... — Так удобней,— помедлив, отвечает отец.— Так удобней, Фима. Андрей видит Пихтина: он сидит с Юлом за шахматами, барабанит пальцами по столу... Потом подходит к окну. А еще видит письмо на ма мином столике: «Дорогая Фима...» Кто-то тихим голосом затягивает: По пыльной дороге телега несется, А в ней по бокам два жандарма сидят...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2