Сибирские огни № 02 - 1969
Дрозд быстрыми частыми затяжками разжег папиросу и поднес ее, как фонарик, к Лениному лицу. — Ну! —сказал он,—Ну? Значит — не только знамена, но и вет ры, и звезды, и душа, и боль! Что же ты прячешь это в себе? Какого дьявола ты там не читал эти стихи! Какой дурак тебе отсоветовал? Иегулов встал со скамейки. Губы у него кривились. — Погоди, Георгий,—сказал Варфоломеев,— не мешай. Да, да, умею! Про птиц, про ветры, про звезды. Только я хочу другого! Он продолжал с ожесточением, словно отпихивал самого себя: — Я хочу, как Тихонов: «гвозди бы делать из этих людей». Я хочу как Голодный: «развернула ночь большое знамя, черное, с гудящими краями». Я хочу как Светлов: «пролегло мое длинное тело перешейком меж внуком и дедом». Так хочу. И так буду. Только по-своему! — Так их, Леня, так их, ювелиров! — выкрикнул Иегулов.—Ниче го не выйдет. Нас не заманишь буржуазно-эстетской похлебкой. Это не для нас. Идем отсюда! Он ухватил Леню за руку и потащил от скамейки. Леня сделал несколько шагов, вырвал руку и вернулся к павильону. Иегулов, еще больше горбясь, сжавшись и кутаясь в худоватенькое пальтецо, почти побежал по скрипучему снегу в сторону Покровских ворот... 7 Юл не пришел ни в два, ни в четыре, ни в семь. Так все же не бы вало: чтоб на всю ночь! В пальто, то берясь за портфель, то кладя его, мама звонила к Склифосовскому, в Пироговку и в милицию. И ушла, даже чаю не попила,— ничего не сказав Андрею. А через несколько минут примчалась Феша, на своих длинных крепких ногах —косматая, в мятой юбке. — Юл дома? — Не тебе бы спрашивать! Она потопталась, глядя как он, сонный, вялый, хмурый, собирает з портфель тетради, учебники, карандаши. Где твои нахальные брюки, Феша, где твоя залихватская кепка? — Ты хоть знаешь, где он может быть? —спросил Андрей. — Андрей!.—сказала она.—Давай звонить Тарасютиным. Тарасютины не отвечали. Феша села на стул посреди комнаты, готовая заплакать. Тут зазвонил телефон. — Андрей! —знакомый, ровный сильный голос.—Скажешь маме, что я был и ушел. Рожа у меня покорежена, понял? Феша вырвала трубку. — Юл!— сказала она с ревом.—Юл,—сказала она, перестав ре веть.—Юл! —сказала она, вся просияв. И повесила трубку. — Что он тебе сказал? — спросил Андрей. —- Что он сказал? Он сказал, чтоя лучшая из дур! И она —сияющее, крепкощекое лицо! — мигом выскочила за дверь. 8 Крутой и узкий Гагаринский переулок. Знакомый серый дом, знакомые каменные ворота. Самый верх —пятый этаж.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2