Сибирские огни № 02 - 1969
В полной темноте он ткнулся вбок, в тупичок, постучался. Ему не ответили. „ Он толкнул низенькую дверцу и вошел. Сначала, на табурете посреди комнаты, он увидел Марию Григорь евну,— тучную, рыхлую, растрепанную, с мокрым полотенцем вкруг го ловы, чудно похожую на плачущего пирата. В углу, против двери, тринадцатилетняя Маринка,— пухлощекая, длинноногая, со злыми глазами,—жевала кусок французской булки. А Даня, за крошечным, с пюпитр, столиком у слепого окошка низ ко склонил кудлатую голову с ястребиным носом над.длинными черно серыми полосами корректуры. — Вот, вот, пришел Андрей —ой, голова, бедная моя голова! Он хороший мальчик и любит тебя... Неужели его родители откажутся что- нибудь сделать для нас? — Мама, его родители здесь не при чем,—Даня ниже склонил го лову над узкими, в синих значках, листками.—-Потерпи, Андрейка, оста лись еще две гранки. — А кто при чем? Кто делал революцию — я или они? Они — ру ководящие товарищи, а мы —кто? Ты мелкий совслужащнй, а я даже не член профсоюза! Ой, голова, моя голова! — Ненавижу! — сказала из своего угла Маринка, глядя на Андрея и продолжая жевать булку. Ничего, мама! — сказал Даня, живо пробегая толстым каран дашом вдоль Мелких строчек,— и не забудь, мама, что мы когда-то жи ли получше других... А сейчас я сам зарабатываю на кусок хлеба. — Слава богу, зарабатываешь, ты — хороший сын, но разве хлеб -— это все? Нет, я не про коричневое Маринкино пальто и не про те стоп танные туфли... Два года подряд ты подавал в университет —■и что? Разве ты плохо окончил школу? Разве не ты перевел всех главных фран цузов и немцев? Разве с тобой не советуются образованные люди? Я-то знаю! А тебя —за шиворот, как паршивого щенка, и бряк на Мо ховую, потому что ты сын лишенца! И она показала рыхлой, отечной рукой, как Даню выбросили из университета на улицу. Даня еще ниже пригнулся над корректурой. — Ну, хорошо: мой несчастный муж имел магазин, величиной с моссельпромовский лоток —банкир, миллионер, герцог! И ваша мама, как последняя идиотка, выбрала вам в папы такого крупного богача,— ой, моя голова, моя голова! — но кому мешают мои дети, кому? Мура, перестань изображать статую, подай Андрею стул... — Презираю! — сказала Маринка, не двигаясь с места и дожевы вая булку. — И кто только придумывает эти слова: «частник», «бывший», «нэпман», «лишенец». Разве это человеческие слова! Это хуже плевков! — Мама,— тихо сказал Даня,— не лоток, а ювелирный магазин. Я помню, как мы жили в нашем доме на Самотечной! Мария Григорьевна, всхлипнув, поднесла к глазам плотно исписан ный водянистыми чернилами грязноватый листок. — Я уже все позабыла. Я знаю только эту конуру. Не обвиняй папу. Он старался ради семьи... Почему ты такой гордый, Даня? У тебя столько хороших знакомых. Тот мальчик, в кожаной куртке, он прихо дил с Андреем, у него папа кто? Академик! А Сашина мама работает в самом Наркомпросе... Хоть бы ты чуточку думал о нашем папе! Даня отложил карандаш, отодвинул гранки. У двери, слева, под ши рокой простыней, была укрыта вешалка. Он достал толстое драповое
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2