Сибирские огни № 02 - 1969

ти», не «ноги», а «ноли». Одно то, что такая замена звуков возможна, говорит о их бли­ зости. Народные говоры подсказывают нам и другие случаи родства согласных звуков. На севере, например, широко распростране­ но цоканье (вместо «ц» говорят «ч» и на­ оборот). И если мы срифмуем существи­ тельное «торца» и деепричастие «торча», то это будет точнейшая, почти омоними­ ческая рифма. Другой пример. В северных же говорах встречается замена сочетания «дн» сочета­ нием «нн». Слово «медный» звучит как «менный». Есть даже прибаутка по этому поводу: Менный ковш упал на нно. И обинно и досанно. Ну да ланно. Все онно. Если мы будем рифмовать слово «мед­ ный» со словом «отменный», то налицо бу­ дет также довольно точная рифма Многое для объяснения русских созву­ чий может дать речь детей. Ребенок, осваи­ вая родной язык, часто не может выгово­ рить «р» (оступается в «л»), не может про­ изнести «л» (получается «в»), звук «х» про­ износит, как «ф», а «с» — как «ш». Близость этих звуков друг другу несомненна. Когда А. Вознесенский рифмует «либо — рыбы», то хотя опорные согласные здесь и различны («л» и «р»), но созвучие можно назвать точным. Другие примеры «неточных» точ­ ных рифм: шва — пошла, дива — ходила, по­ ла —топора, тифа — франтиха, кулис — ску­ лишь. О родстве звуков «л» и «р» говорит и тот факт, что некоторые люди произносят не только «л» вместо «р» («тлойка» вместо «тройка»), но и наоборот — «р» вместо «л». Снова обратимся к народной прибаутке: — К аварер, каварер. Поровик-то загорер. — Ты сидера бы, морчара. Будто деро не твое. Гораздо реже, но все-таки путают дети звуки «з» и «д», «с» и «т» Вместо «ваза» говорят «вада», вместо «называется» — «на- зываетта». Может быть, слова «гширода — роза» рискованно назвать рифмующимися, но созвучия в них гораздо больше, чем, ска­ жем. в паре «природа — рома», где встре­ чаются «д» и «м», ничего общего между со­ бой не имеющие. На многие закономерности созвучий про­ ливает свет история языка. Возьмем, напри­ мер, слово «земля» В нем «л» мягкое (так называемый «эль епентетикум», развивший­ ся из йота) служит для смягчения пред­ шествующего звука «м» Когда-то слово «земля» звучало как «земья» Потому-то, видимо, так точно звучат неточные рифмы: «травля — разнотравья», «Ярославля — бес­ славья». А по аналогии с ними: «трель — хитрей» Рифмы типа «полна — поняла» (сходст­ во общих контуров слова, при перестановке звуков внутри его) также основаны на за­ конах фонетики. Пример — из истории нашего языка. Слово «тарелка» восходит к немецкому «талер». После присоединения русского суффикса «к» и окончания «а», в слове «талер» поменялись местами звуки «л» я «р». Подобные перестановки (для благо­ звучия?) опять-таки нередко встречаются в речи детей. Вместо «трактор» они, напри­ мер, произносят «траткор». Т е м п Под темпом стихотворения обычно пони­ мается темп ритмический. Например, сти­ хотворение «Редеет облаков летучая гря­ да...» написано в медленном темпе, а сти­ хотворение «Бесы» — в быстром. Но есть в стихотворении другой темп — темп развития его внутренней поэтической мысли. Этот темп отличается от ритмичес­ кого не только тем, что более глубоко за­ прятан, но и тем, что неизмеримо богаче,, тоньше ритмического. Внутренний, лирический темп двенадца­ тистрочного стихотворения А. Ахматовой «Земля хотя и не родная» на протяжении первых восьми строк ровный и спокойный. В этих первых восьми строках рисуется обыкновенный пейзаж: Земля хотя и не родная. Но памятная навсегда, И в море нежно-ледяная И несоленая вода. На дне песок белее мела, А воздух пьяный, как вино, И сосен розовое тело В закатный час обнажено* В последнем же четверостишии, в двух заключительных его строках, лирическим темп резко изменяется (ритмический оста­ ется прежним): А сам закат в волнах эфира Такой, что мне не разобрать: Конец ли дня, конец ли мира. Иль тайна тайн во мне опять. Последние две строки состоят из трех однородных отрезков. Но однородность их только внешняя. От «конца дня» до «кон­ ца мира» дистанция огромная. Поэтическая мысль это расстояние преодолевает мгно­ венно. Темп резко возрастает, делает ска­ чок. Красота мира открылась поэгу так глубоко, как будто он видит его в послед­ ний раз Пейзаж перестал быть только пей­ зажем. И после этого скачка поэтическая мысль делает еще один — от «конца мира» перекидывается мостик к «тайне тайн», под которой, видимо, нужно разуметь состоя­ ние творчества Вот, оказывается, на какой высоте стоит этот акт творчества! Путь к нему лежит через абсолютное слияние с миром. Поставить рядом конец дня и конец