Сибирские огни № 02 - 1969

ся нанизыванием эпитетов — «прелестней», «пышней», «сладострастней», «телесней». Каждый последующий — энергичнее, сочнее предыдущего. Не нанизывание, а, точнее, на­ гнетание. Два из этих эпитетов («прелест­ ней» — «телесней») стоят на рифме и тем самым уже усилены. Но это не все. Третий эпитет, стоящий внутри строки («сладострастней»), тоже перекликается с названными Но во внутренней рифме удар­ ная гласная — другая (а). И это не порок рифмы, а именно достоинство. С обновле­ нием ударной гласной исчезает нарочитость, назойливость точного созвучия. Но и это не все. В последнюю строку четверостишья не­ ожиданно врывается слово «блистатель­ ная», которое чудодейственным образом со­ единяет в себе по звучанию и «прелестней», и «телесней», и «сладострастней». Это не похоже на рифму в обычном понимании, но в то же время это подлинное созвучие. Вы­ званное к жизни, на первый взгляд, для то­ го лишь только, чтобы поддержать те три эпитета, о которых говорилось выше, сло­ во «блистательная» вдруг само становится главным, ударным во всем четверостишии. А как помогает выделению этого слова столь уместный здесь анжамбеман («телес­ ней»— «живых»)! Он тем более уместен, что подчеркивает идущее за ним резкое про­ тивопоставление («живых» — «тень»). Наверное, подобные стихи имелись в виду, когда «Полярная звезда» А. Бесту­ жева и К. Рылеева писала: «Баратынский, по гармонии стиха и по меткому употреб­ лению языка, может стать наряду с Пуш­ киным». Магия слов Когда говорят о магии слов, вспоминаю пять строчек Анны Ахматовой: Ведь где-то есть простая жизнь и свет Прозрачный, теплый и веселый. Там с девушкой через забор сосед Под вечер говорит, и слышат только пчелы Нежнейшую из всех бесед. Интонация медленная, спокойная. Даже монотонная, если хотите. Как гудение пче­ лы Кажется, это не пять отдельных строк, а одна длинная-длинная строка. Намного длиннее гекзаметра. Особенно нерасторжимы три последние строки. Эти три строки состоят из двух пред­ ложений. Причем стык предложений не совпадает с окончанием строк, он запрятан в глубине средней строки, и оттого паузы между стихами почти совершенно исчезают. Немал,ая доля секрета завораж (ваклцей интонации этого пятистишия кроется в че­ редовании строк. Сначала идет длинная строка (с мужской рифмой «свет»), ее сме­ няет короткая (с женской рифмой «весе­ лый»), Потом, как и следовало ожидать, снова появляется длинная (с мужской риф­ мой «сосед»), И за ней (неожиданно!) еще раз длинная, длиннее первых двух длин­ ных, и рифма у нее не мужская, а женская («пчелы») Кончается же строфа короткой строкой, но — опять вопреки ожиданию — с мужской рифмой («бесед»). Казалось бы, явное отступление от пра­ вильного чередования строк и слогов долж­ но было привести к немелодичному звуча­ нию. Ан нет — все получилось наоборот. Новая рифта и законы фонетики Заметный подъем поэзии в последние- годы принес с собой и заметные достижения в стихотворной технике, в частности — в области рифмы. Как бы не противились этим новшествам сторонники строгих, классических правил, но никакая художественная категория, в том числе и рифма, не может стоять на ме­ сте. В стихах Е. Евтушенко, Б. Ахмадули­ ной, А. Вознесенского рифма зазвучала по- новому (и не только потому, что они возро­ дили достижения поэтов начала века,— кое в чем они пошли дальше). Созвучными ока­ зались совершенно неожиданные слова. Поэт вырвался из тесного круга запетых рифм, обрел большую свободу. Многочисленными же подражателями эта свобода была понята по-своему. Они восприняли ее как сигнал к анархии и ре­ шили, что теперь в стихе «все можно». По­ явилась масса стихов с ультрановыми, ре­ жущими слух рифмами. Для новшества (если оно настоящее) од­ ной только доброй воли новатора далеко- не достаточно. Новшество— не произвол, а вполне закономерное действие, основанное на законах, дотоле неоткрытых. Например, слова «капризный» и «призванный», с точки зрения строгих правил, не могли быть за­ рифмованы (у них неравное количество за­ ударных слогов). Маяковский смело их рифмовал Основывался он, конечно, не на- подсчете слогов, а на живом произношении. В русских словах заударные слоги (как и предударные) скрадываются, и разница в один глог почти не различима. Маяковский- мог, как говорит стиховед Б Томашевский, не знать этого закона фонетики, но он его прекрасно чувствовал. Едва ли ьозможно знать все законы языка. Важно им следо­ вать. , Удачные рифмы новейших поэтов также, разумеется, основаны на звуковых законах. На первый взгляд, рифма А Вознесенского «века — вето» очень неточна (в первом сло­ ве в заударной части согласный «к», во вто­ ром — «т»). Но если произнести эти слова вслух, то созвучие получается довольно полное. За объяснениями обратимся к русской диалектологии В некоторых из среднерус­ ских говоров вместо «к» произносится «т», вместо «г» — «д». Говорят не «руки», а «ру-