Сибирские огни № 02 - 1969
Интересно, а девушка эта, из альбома, тоже будет? Варя. Варя Мещерина. Охота спросить. Охота спросить — и неловко. Да уж, на верное, первую ее пригласит. И Андрей пошел Охотным рядом, через Мясницкую, на свою Бас манную —длинной и привычной дорогой. Забыв про контрольную, он тихонечко бренчал в кармане сбереженными сегодня медяками... 3 Мамы, конечно, еще не было. Там, на маминой службе, в архиве, что ни вечер — собрания и заседания, кружки и доклады, лекции и се минары. Или дополнительная работа. Придет измученная и голодная, повалится одетая на кровать, а среди ночи встанет — готовить обед. Или за шитье, или за стирку. На маленьком столике записка: косые, чуть дрожащие буквы: «Суп на примусе, второе в газете под подушкой. Дети, купите хлеба». К запискам мама их приучила. Даже Юла. Записок накопилось столько-престолько —жаль, что нельзя ими расплачиваться с лавоч ником! Впрочем, чего стоят записки Юла: «Я у Феши, когда приду — не знаю». «Ушел к Тарасютиным — буду поздно». Сейчас он дома. Лежит в своей комнатушке, в брюках и ковбойке, поверх одеяла —лежит и почитывает. Он чуть приподнял голову с жесткой и густой шевелюрой, при стально вгляделся в Андрея, и снова за книгу. — Ты обедал? — Нет, жду тебя. — А хлеба купил? — Говорю, тебя ждал. — Смотри-ка. А то ведь обычно тебя ждут! — Так. Ясно. Завалил, значит, алгебру? — Хоть и завалил! А ты... ты был на бирже? — Был. Нужны бухгалтеры и экономисты. И еще токарь-разметчик. Чернорабочие не нужны. Курьеры тоже.—Он, не закрывая, положил книгу на одеяло.—Ну, потроши чемодан. Давай-ка черновики. Я разбе русь, пока ты сбегаешь за хлебом. Каждый раз Андрею хочется изорвать в клочки эти никчемные бу мажки. Но не рвет. Запихивает комками в портфель.—в досаде на себя. И со смутным ощущением, что это нужно Юлу. И в надежде, что вот сегодня наконец Юл расшибет свою голову об эту задачку, об эти чертовы логарифмы или функции: «Черта с два, решишь ты это!» А Юл что? Не поворачиваясь, лениво сунет руку меж прутьев кро вати— там, на столике, у изголовья, его записная книжка,—Юл намор щит лоб, Юл постучит карандашом по губе, Юл проведет пальцем под носом — и давай чиркать листочки... Андрей послушно кинул мятые листки прямо на коричневый пере плет брокгаузовского Шекспира, сорвал с гвоздика веревочную сетку и выбежал в коридор. В кухне только Марфуша. Ей на фабрику в ночную, и она жестки ми, тёркими движениями прибирает на своем столике у раковины. Мар фуша — низенькая, плотная, крепкая, ворчливая, и от нее уксусно пах нет потом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2