Сибирские огни № 02 - 1969
Смеркается. Солнце унырнуло в сопки, над ними курятся хмари. По молу бьет волна, как будто кто-то невидимый, тяжело гахая, колет дро ва. Байкал разыгрался. На волнах отблески костра, они играют на мок ром боку причаленного бота. Выпив, Лянка начинает сводить счеты с Лехой. — Леха, подь сюда! —командует он, развалясь у костра.—Папи росу! Как подаешь начальству?! Стоишь как!? Леха, подмигивая Антону и Сереге, суетится возле бригадира, ва ляя дурака, дерет вверх подбородок. — А ну, наведи на себя самокритику, какой ты есть человек! —тре бует Лянка. — Человек я нистожный, несознательный изверг. Была у меня со весть, да корова языком слизнула,—барабанит Леха, ломая коме дию. — То-то. Сядь у моих ног и замри. Наперед чтобы угадывал, что я пожелаю. Леха садится и замирает, как деревянный. Это у них вроде игры. Иногда Лянка заставляет Леху ползти по-пластунски. И Леха ползет. Все хохочут, и он сам хохочет. Он вроде любит даже, когда Лянка его «воспитывает». Лянка вовсе не злой человек: Антон знает. Он вообще тихий, и по казывает себя только перед Лехой и то, когда выпьет. Лянка припоми нает ему за прошлое. Когда-то Леха был капитаном буксира «Щука», а Лянка работал у него матросом. Над командой Леха свирепствовал, как лютый зверь. Чуть чего —расправа. «Как смотришь на свово капи тана?! Стоишь передо мной как?! Запорю!» Пороть не порол, но прови нившихся закрывал в гальюне, заставляя надраивать все железки. Лян- ку, тогда еще совсем мальчишку, Леха невзлюбил с первого дня, и дрессировал свирепее всех. За какую-то провинность —за какую, не могли припомнить теперь ни Леха, ни Лянка —высадил на маленьком совсем голом байкальском островке. Спичек ему не оставил. Лянка про- робинзонил там два дня, чуть не замерз. «Щуку» Леха разбил о скалу, ему грозил срок, но он сбежал и про мотался где-то на черемховских шахтах десять лет. Они встретились снова, но теперь все переменилось. Лянка говорит: судьба играет человеком. Теперь Лянка' начальник, Леха —подчинен ный, Лянка сквитывает Лехины зверства. Леха считает, что науку он заслужил, все сносит. — Почему это нравится помыкать человеком? —спрашивает Лян ка.—Даже удовольствие. Можешь ты мне объяснить, Леха, свирепый человек? — Дурость это,—говорит Леха.—Власть-—большая дурость. Ума большого не надо, а что хочешь —делай. — Ага, дошло,—смеется Лянка.—А вдруг тебя опять бы началь ником? Опять стал бы тигрой? — Где мне, Тимофеевич! Я же беззубый стал. Перевоспитался из плохого в хорошего. У костра с полдюжины одинаково желтых собак. Они пришли на берег, как только рыбаки поставили варить уху, окружили костер и си дят, неподвижные, как камни. Савка по очереди кидает им рыбьи кости, хлебные корочки. Некоторые улеглись на песке, ткнув в^лапы длинные морды. Собак в Песчанке больше, чем людей, но они никого не кусают и даже не лают.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2