Сибирские огни № 02 - 1969

свою богопротивную гордость, каковы плоды приносите богу и творцу всех, Христу: токмо насыщатися, и упиватися, и баб блудить ваше дело!» — «Плаката о вас подоблет, а не ругати,— подхватил Саша.— Увы, чада и друзи!» Вот именно, увы! Потому что, неделю назад, вот здесь, на углу, возле французской булочной,— Боря Миклашевский тогда уго­ щал нас свежей сдобой,— мы слышали, что Матисс и Мане дело всей твоей жизни! Саша сначала застыл на месте и вдруг шагнул на мостовую! «Цве­ ток душистый прерий...» По той стороне переулка прошла Тамара Мичман — высокая, стройная, в сиреневой блузе и короткой юбке, в сиреневом берете, про­ шла легкой походкой, щуря искристые карие глаза. — Не трогай ее, субчик! — сказал Юра.— Вон у ворот ее ждет Боря. А угощал тогда не он, я угощал: я загнал восемь томов истории Швеции, Санкт-Петербург, 1775, типография Академии. Но это неважно. — Надо же быть такой красивой, даже в будни,— вздохнул Саша, глядя вслед Тамаре.— Немного от Барбары Ля Мар, немного от Кори­ ны Грифит. А кто таков Боря? Очки минус два, аккуратно причесанная голова, набитая химией! Нет, чада и друзи! Я вернусь на киностудию и поставлю для Барбары, то есть для Тамары, боевик! В случае неудачи уеду со Шнейдеровым в Аравию и пришлю оттуда Юрке Днепрову коран. Юрка усмехнулся и дунул на губу: «Эх, Саша, Саша, пропустил ты год в школе, был ассистентом у оператора и протаскал целый год киноаппарат!» Нет, не сказал. Все-таки Саша стоял рядом с Эйзенштейном и Пудовкиным! Юра внезапно остановился и сказал другое: — Посмотри, Саша, на Андрея: он же зеленее зеленого сыра! Что с тобой? Вот сейчас все хлынет из Андрея — бессвязные, булыжные слова про Юла, про отца, про Пихтина... Вот сейчас! — Неужели из-за алгебры? — сказал Саша,— да брось ты, жизнь не кончается на контрольной! Они уже входили в школьный двор. ...Все-таки зря, пожалуй, не нырнул он под широкие липы Пречп* стенского бульвара! Нет, прав Саша Ливии; жизнь не кончается даже после полного по­ ражения на контрольной! Кроме алгебры и геометрии, есть осенние листья нежной просвечи­ вающей желтизны и есть солнце над пятнистыми после дождя крыша­ ми. Есть древние, как старые церкви, букинисты у Китайгородской сте­ ны. И есть стихи, и Даня Дрозд, и таинственный, глубокий, как колодец, субботний вечер. И все же он кинулся первым к двери после пятого урока, волоча свою кожаную портфелину — скорее уйти, уйти одному! Он мчался, точно трамвай по крутому спуску, однако ж длинноно­ гий Фердинанд Куклин догнал его на углу Остоженки и переулка. — Пойдем вместе... От меня-то зачем удирать. И вытянулся же за лето Фредик — смехота! Ноги журавлиные, а из рукавов тесной альпийской куртки торчат большие красные руки. Только голова такая же маленькая. И такое же маленькое круглое личико с тонким носом и мягким девчоночьим ртом —такое же, как семь лет назад, когда Фредик впервые появился