Сибирские огни № 02 - 1969

ров устроил меня инструктором в райком комсомола, где он работал завотделом. С тех пор мы работаем бок о бок. Мы не расстаемся: его переводят, он перетаскивает меня, и мы вместе «растем», только он всегда ступень­ ки на две повыше меня. Я прошел проспектом до площади, увенчанной знаменитым нашим памятником отважным землепроходцам, потолкался в толрте возле «Гаст­ ронома», глазея на гуляние современных девочек в современных ери- ческах. Девочки благодаря этим прическам стали поголовно похожими на кинозвезд и кажутся неземными красавицами. В глазах — тайна, вул­ кан страсти, предлагаемый каждому, но как бы уже кому-то обещанный, и все это при помощи нескольких штрихов туши и томной полуулыбки. Улина большого города притягательна тем, что она дает иллюзию, будто и гебе адресованы эти растушеванные взгляды, эти обещающие полу­ улыбки. Начинает казаться, что радости всем хватит. Даже, тебе, если ты не баловень судьбы, не Санаров. Я вовсе его не ненавижу. Я бы хотел убить его символически, абст­ рактно. Пусть он переселится в другое измерение, чтобы мы с Лолой о нем больше ничего не знали. Ну, теперь, кажется, так оно и будет... Лола еще не пришла домой, я позвоню ей минут через двадцать. Я представлял, как она будет говорить, держа в одной руке трубку, а другой, полной и нежной, затыкать шпильки в рассыпающиеся, пышные и всегда беспорядочно причесанные волосы. Руки у нее маленькие, с тонкими пальцами, аристократически нежные. Я люблю думать о Лоле. Просто идти и думать, рисуя себе, что она сейчас делает. Говорит с Иришкой,'' читает ей книгу, или они вместе шьют какие-то шляпки для кукол. Иришке четыре года, но когда они вместе, кажется: обе они маленькие девочки, подруги. Я ложусь рядом с ними на коврик и тоже начинаю играть: леплю из пластилина петуш­ ков и зайчиков, раскрашиваю картинки, и это занятие мне нравится. Ве­ чер пройдет незаметно, покойно, и на душе останется ощущение чисто­ ты и счастливой отрешенности от всего мира, шумного и напряженного. Я повернул на Ямскую, направляясь к Дворцу спорта, где стоят те­ лефоны-автоматы. У подъезда его — собрание причесок, коротких юбо­ чек, алебастровых декольте. Обладательницы их, как пчелы возле улья, кружат здесь в любую погоду во все времена года. Женщины цветочни­ цы, как бы изучив повадки пчел, тоже во все времена года сидят на сту­ пеньках подъезда с ведерками гвоздик, тюльпанов, дремучих георгинов, ирисов и фиалок. Улица здесь шумная, пыльная, грохочет перекресток, но пчелы гудят, жужжат, сверкая серебряными крылышками. Я купил несколько тюльпанов —Лола не любит больших букетов — и стал в очередь к одному из телефонных автоматов. Автоматы —ульи: влетит в него пчелка и, оберегая свои секреты от всего мира, тщательно захлопнет дверь. И слышишь через стекло приглушенное щебетание, видишь, как меняется выражение лица. Потом в стеклянный улей впархивает следующая пчелка. Я тоже тщательно захлопнул дверь, сохраняя свою тайну. «Да»,—женский голос то ли ба­ бушки, то ли матери, то ли самой Лолы. Голоса у них одинаковые, да­ же у бабушки он молодой, кокетливый, шутливый. «Это ты, Лола?» Она засмеялась и сказала: — Мне показалось, ты взволнован. Что-то случилось? Значит, я ошиблась. Скучаю, занимаюсь с Иришкой. Никуда не хочется из дома: жарко. И планов никаких. Иришка собирается гулять с мамой и бабуш­ кой. Хочешь, посидим у меня? Будем разговаривать и есть салат из по­ мидоров. А ты все-таки взволнован. Скоро придешь?