Сибирские огни № 01 - 1969
следопыта, не дожившего всего несколько лет до своего столетия. И мне очень живо и отчетливо представились его состояние и пережи вания в эти последние дни и часы его долгой и необыкновенной жизни. Вот как это было. ...Смеркалось медленно. Ветер выл голодным зверем, налетая на заснеженные избушки эвенкийского селения. По обширной Зейской до лине гулял лютый буран. Он мчался своей извечной дорогой от Охот ского моря через прибрежный Джидинский и Джугдырский хребты и, падая с высоты на равнину, силился сравнять с землей все на своем пути, валил лес, забивал снегом тропы, наметал по марям длинные и глубокие сугробы. Старик Уйбан, перебрав все приметы, заключил, что конца непого де не предвидится, сходил в сосновый бор, прислушался к гулу леса, но ни единой обнадеживающей нотки в нем не уловил, ничего утеши тельного не добыл. И худыми словами поносил старик непутевую погоду... , Жители Бомнака, большого эвенкийского стойбища, в эти бурные вечера рано зажигали в избах огни. Не слышалось обычного людского гомона, стука топоров, собачьего лая. Олени кормились близко за пос котиной, боясь далеко уходить от людей. Ни единого человека не было на забураненных улочках. Кому охота морозиться! Поселок стоит на крутом берегу Зеи. Его левый край складами, баней, длинными поленницами дров, огородами прижался к реке, а пра вый вылез на крутяк, к березняку, наступающему с ближних бугров. Поселок давнишний. Жители не помнят, кто первым из эвенков и ког да поставил свой чум тут, на устье шумливой речки под названием Бом- нак, и почему приглянулся ему этот крутой берег против острова, когда выше и ниже по Зее куда живописнее места? Первый поселенец постро ил на толстых столбах лабаз, и в него сложил свой скудный скарб. Каж дый год отсюда уходил аргиш,— на промысел в безлюдной тайге пуш нины, зверя, рыбы,— и сюда же возвращался с добычей. С годами семья первого поселенца разрослась. На стойбище при бавилось чумов. Крутой берег Зеи стал для многих эвенков родным домом. Жили в нем трудно, по древним законам кочевников, в чудо вищных тисках нищеты, суеверий, жестокой несправедливости. Буран уже несколько дней властвовал над Зейской долиной. Он наваливался на поселок со всех сторон, врывался под крыши изб, гудел и свистел в печных трубах. Как бы вторя бурану, где-то на краю стой бища протяжно, тоскливо выла собака. В избах долго не гасли огни. Завтра, если хоть немного утихнет бу ран, должен начаться пушной промысел. И на стойбище нет семьи, что бы кого-нибудь не готовили, не провожали в тайгу. А у охотников ду мы об одном — видятся уже им соболиные следы, рысьи морды, капка ны, костры в сумраке безлюдной тайги, сон в палатке или шалаше. Обо всем этом думает и Улукиткан. Ему девяносто три года, но он тоже собирается в тайгу, не хочет отставать от охотников. Конечно, он понимает, что теперь ему уже не до охоты, силы уже далеко не ге, что прежде, но он не может жить без леса, без костра, без пурги, душен ему зимний воздух на стойбище, а изба кажется клеткой. Старик с ве чера втащил в избу нарту, разобрал ее, заменил вязи, проверил ремеш ки, приладил новый березовый лучок. Оставалось проверить упряжные ремни — и можно отправляться в дорогу. Время высушило старика. Он стал маленьким и почти невесомым.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2