Сибирские огни № 01 - 1969
полозьев да треск древесных стволов от жгучего мороза. Путь шел по Джегорме, крепко скованной льдом. Ветер большой дороги тронул губы Улукиткана, и он запел. Будто посветлело сразу на душе, и все вокруг ожило, стало ему подпевать. В своей песне эвенк раздумывал вслух о жизни, славил тайгу, говорил теплые слова жене — благодарил за сына, обещал щедро одарить добрых духов, как только будет у него хорошая добыча. Пел Улукит- кан — и весь мир лежал под ним, как никогда, просторный, распахнув пред ним широкое раздолье лесов. И песня, будя утреннюю тишину, словно вела аргиш в неизмеримые снежные пространства. За излучиной, справа к реке, сбегала темная полоска ельника,— значит тут впадает в нее приток — таежный ключик. Улукиткан с ходу свернул под темный свод ельника, поднялся малость по руслу ручья и с гиком вывел аргиш на другой, крутой борт. Надо было дать передох нуть оленям, сменить самых усталых, ослабевших свежими, запасны ми. Да и Ильдяне надо дать время даняться сыном. Она тотчас распах нула дошку, расстегнула кофту, вынула разбухшую от молока грудь и припала ею к настывшему личику сына. Ребенок, не просыпаясь, жад но зачмокал губами. — Надо бы перепеленать ребенка, да как без костра? — сказала Ильдяна мужу, не отрывая нежного взгляда от сына. — Потерпит. Отведем подальше и там сделаем большой привал. Улукиткан, сам не зная почему, торопился. Гнало его вперед какое- то смутное недоброе предчувствие, которое нет-нет да тревожило мо лодого эвенка. Быстрым движением он хотел приглушить, оттеснить это предчувствие. Вот путь каравану преградила чаща. Улукиткан пальмой прорубает в ельнике проход. И вдруг, бросив повод, подходит к растущей слева молодой осине. На ее стволе он видит широкую царапину. Осматривает «пол» вокруг осины и удовлетворенно улыбается: сохатый тут прошел! Два-три дня назад он тут ломал тальник, лакомился молодыми побе гами и сгонял острыми зубами стружку коры с зеленых стволов осин. «Славно погулял»,—думает эвенк, оглядывая местность. Справа дав нишняя гарь, густо поросшая мелкорослой чащей, заваленная стволами давно погибших деревьев. Самое зверовое место. Тут и корм ему, к затишье, значит, не должен далеко уйти. Привязанный Качи, зачуяв зве риный след, начал поскуливать, принюхиваться к снегу и рваться с по водка. Забеспокоились и две другие собаки, но не уходили от своего вожака, ждали приказа хозяина. Обойдя чащу, Улукиткан нашел выходной след сохатого. Ушел он от места кормежки ровными, ленивыми шагами, никем не потревожен ный. Потянул вверх по ключу. В мокром месте оставил отпечаток острых копыт. «Матка,— решил охотник.— Яловая, без телка летовала. Эко много добра носит при себе!» — и Улукиткан спустил Качи с поводка. Кобель кинулся было по следу, но вдруг остановился, тряхнул сво ей лохматой рыжей шубой и, задрав морду, недвижно и чутко внюхал ся в воздух, ища среди множества лесных запахов тот единствен ный, который так необходим сейчас ему и хозяину. Навострив короткие уши, выворачивая их то в одну, то в другую сторону, Качи прослуши вал тайгу. Где-то далеко за гривой тишину всколыхнул крик кедровки. Види мо, удовлетворенный разведкой, Качи легкой рысцой потянул налево в сыролесье и скрылся с глаз. За ним увязались и остальные две соба чонки. А Улукиткан вернулся к нартам.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2