Сибирские огни № 01 - 1969
Эвенк встал на лыжи, перекинул пистонку за плечи и вышел на свою лыжницу, побежал легко. Раскрытой груди было жарко. Не чув ствовал под собой лыж. Хорошо, когда есть сын! Вся,земля ликует. Ве селым гулом наплывает лес. Пойдешь ходко под гору, и он бросится, побежит с тобою. Остановишься, и лес замирает рядом. Крикнешь — он ■отзывается. И солнце твое, и холмы, и дятлы —весь мир твой. Своими прежними, припорошенными снегом, витиеватыми следами Улукиткан обежал заречные отроги. Спустил плашки, снял капканы. Все по-хозяйски убрал. В поняжке за спиной с десяток белок да два со боля. В эту зиму еще такой добычи не было. Не заметил, как завечерело, заторопился на табор. В ложке, заросшем мелким лиственничным подлеском, увидел на моренную волками тропку. Задержал бег лыж. Ощупал голой рукой когтистые следы —свежие. Хищники бежали легкой рысцой в поисках добычи. Чего доброго —на оленей наткнутся, долго ли до беды?! На стичь бы, да хотя бы припугнуть, угнать подальше. Глянул на закатное солнце, заколебался. Припомнились слова жены перед его уходом, ее усталое лицо. И сын, посапывающий у ее груди. Не поддаваясь соблаз ну, он не свернул с пути. Авось волки пробегут мимо. Направился пря мо к чуму, продолжая беспокойно думать о пропавших оленях. Вспомнился шатун, роковой момент встречи с ним в ельнике, взмах топора и треск черепа. «Надо же было именно в день рождения сына встретиться этому бродяге на пути, не мог раньше или позже»,—думал Улукиткан. Он твердо решил завтра свернуть чум, покинуть Этмату, направить нартовый след на север, к истокам Купура. «Пусть дух медведя думает, что я туда откочевал, а я в удобном месте сделаю петлю, поверну назад, догоню оленей по льду без следа и незаметно исчезну в тайге. Может, там не найдет меня амакан1, отстанет»,—думал Улукиткан, вышагивая по мягкому снегу. .Его манил дальний путь, новые пади, неизвестные речные ключи, пе ревалы. Это у него было в крови, как у всех кочевников. И опять же сына надо сразу приучить к аргишу, пусть его баюкают перебор олень их копыт в быстром беге, звон бубенцов, крутизна перевалов да шум тайги. С детства должен привыкать к тому, из чего жизнь будет скла дываться... За поворотом он увидел белесый чум, чуть выступающий из густого сумрака. Из дымового отверстия, откуда торчат концы шестов, тонкой струйкой вился дымок в звездное небо. Запах родного жилья будто смыл с лица эвенка усталость и озабоченность. До слуха его донесся детский плач. — Эко звонкий какой! —обрадовался Улукиткан. Ильдяна с нетерпением и тревогой ждала мужа —ведь теперь у них на руках сын. Сидя на колоде, отделявшей огонь очага от постели, она держала в подоле свое живое сокровище —сына. Он лежал голенький на меховой подстилке, пригретый теплом костра, смуглый, с малюсень кими, необычайно черными бусинками глаз. Мать, наклонившись к нему и придерживая рукой грудь, полную молока, пыталась всунуть розовый набухший сосок в непослушный ротик сына. Он сопел, тужился, казался чем-то недовольным Улукиткан долго стоял, не двигаясь с места, при вороженный этой картиной. Да, он не ошибся в Ильдяне. Она принесет ему, как этот, по мень- :Шей мере трех сыновей. Много сыновей — много добычи, лишний постав 1 А м ,а к а н — медведь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2