Сибирские огни № 01 - 1969
сток, но несколько левее хребта, на южный край Алданского нагорья,— что ты вспоминаешь? У старика почему-то сурово сошлись брови, он неопределенно по жал плечами, неторопливо перевел в сторону, куда была обращена моя рука, взгляд прищуренных, и без того узких глаз. — Думаю о сыне, которого выменял у старой эвенушки,-*-после долгой паузы заговорил он.—Да не на пользу все это вышло —вырастил его и потерял. Так потерял, что нй следа, ни примет не осталось. Долго искал, всю тайгу исходил, два, три года за этим ходил... Много зим ушло с тех пор, далеко ушел я от тех мест, а память все хранит, не забывает. — Почему же сын ушел от тебя? — Кто его знает, зачем бросил теплый чум и сытую жизнь. — Может, погиб, утонул в реке или со скалы сорвался? — Ты не спрашивай меня о нем, надо долго и много толмачить, чтобы понять. Сейчас времени нет, видишь, день кончается, надо вниз идти. Из темнеющей глубины небесного пространства начали падать ред кие снежинки. Они неслышно опускались на обнаженную голову стари ка, на сурово сдвинутые брови и, превращаясь в крохотные капельки влаги, скатывались по морщинам и складкам его лица. Но Улукиткан будто не замечал ни снегопада, ни холодного ветра, налетающего снизу. Может быть, он думал о том, что слишком коротка человеческая жизнь для того, чтобы разобраться во всех ее загадках, горестях и радостях, чтобы побывать хотя бы в самых близких и дорогих сердцу местах на земле?.. Я легонько тронул его за плечо. Он задумчиво глянул мне в глаза и тихо сказал: — Если скоро дойдем до табора, однако, расскажу тебе про сына... Старик посмотрел в серое войлочное небо, надел шапку, поправил на спине котомку и быстро зашагал вниз. ...Когда мы через несколько часов, окруженные тьмой, сидели у ко стра, Улукиткан обратился ко мне: — Ночь длинная, если хочешь —- послушай про сына,— предложил он мне.— Расскажу, что память не забыла, сберегла. Хотя и было это шибко давно. Василий Николаевич удивился: — Про какого сына ты хочешь рассказать? ■ — А слушай и ты, если спать не хочешь... Быль давно минувшего ...Зима тогда была лютая, ветреная. Закостенела земля, вымерзли мари, застыли непокорные стремнины рек. Пурга неистовствовала мно го дней, глаза забивала, своего следа не видно было. Валила сухостой, срывала чумы. Все попряталось, затаилось. Белка подолгу не корми лась, по две-три в гайне собирались,— одной в худеньком гнезде не выжить. Соболь, уж тот-то привычный к холоду. Шуба у него, можно сказать, царская, в ней он где угодно может зимовать, а и он в такую непогодь отсыпается в дупле или под россыпью, злющий на весь мир. В лесу не видно, не слышно ни кедровок, ни поползней, ни синиц — птица затаилась в чащах или в снегах, не пикнет, не взмахнет крылом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2