Сибирские огни № 01 - 1969
Наверху нас встретил порывистый ветер. Он налетал волнами, хо лодил лицо, врывался под одежду и, уносясь дальше, пел свою скорбную песню про дикие горы, про стужу и скалы. Улукиткан торопился. Поднимались почти по прямой, в лоб, к видневшимся высоко остан цам, охранявшим подступы к вершине. Не по летам старику был такой подъем, но он упорно шел впереди, штурмом брал крутизну. У послед него снежника старик вдруг остановился, стащил с головы ушанку. Мо жет, тут ему почудилось, что из-за вершины ветер донес дыхание род ного края. И в нем он уловил неповторимый запах родового стойбища Буты1, запах елей, болот, прокопченных чумов, который он часто пытал ся воскресить в памяти. Он распахнул дошку, чтоб свободнее дышалось, вдруг сорвался с места и почти бегом направился вверх. Мелкий, сухой снег сыпался из-под его ног. Улукиткан забрался на самую вершину, от дышался, устало подошел к краю обрыва и окинул нетерпеливо взгля дом лежащее внизу нагорье. Сколько лет он ждал этой минуты!.. Я подошел к старику. Внизу, где обрывалась бешеная крутизна от рогов и темнели изломы глубоких расщелин, начиналась равнина, сум рачная, молчаливая, прошитая речками, вся в стылых пятнах болот. Она уходила за холмы на север, в поседевший простор материка, в бес конечность. То была его земля, политая потом предков, пережившая многие поколения. Может быть, в этот миг ему живо представились скученные конусы берестяных жилищ Альгомы, тайга его детства, и мать, которую он чаще всего вспоминал, не знавшая ничего, кроме тяж ких забот и нужды. Она виделась ему в вечном беспокойстве, без сна, в жалком рубище, не познавшая сладости жизни. Старик прищуренными глазами неотрывно смотрел вниз. Ноги его ,заметно дрожали. Нет, он не устал от крутых подъемов, от долгой ходь бы. Его до дрожи взволновал не виденный с детства родной пейзаж, дымчатая равнина, извивы Альгомы, скрытой в скалистых берегах, си ние дали. Он стоял с одухотворенным лицом, живой блеск его глаз за туманила печаль. Улукиткан унес в чужие тогда для него зейские леса лишь детскую любовь к этой скудной природе. С тех пор сменилось много поколений зверей, птиц, реки изменили русла, но его тропа ни разу не дотянулась' до угрюмого края детства. Он не оставил там ни своего следа, ни одно го пенька, ни огнища! И вот она, его родина, лежит перед ним в холод ных сумерках. Он узнал ее не по приметам, которые сохранила память, о которых он слышал от других людей. Он угадал ее чутьем, сердцем, силой внутреннего влечения. Опершись грудью на посох, с котомкой и берданой за плечами, в рваных лосевых штанах и старенькой дошке долго стоял на вершине горы последний человек из древнего рода Буты и стойбища Альгома. Улукиткан рассказывал мне, как на этой земле, скованной вечной мерзлотой, прошли тринадцать лет его детства, суровой школы жизни. Не многие его сверстники выжили. Отцы берегли и пестовали только тех из своих детей, кто уже с ранних лет был способен бороться, по стоять за себя. Улукиткан хорошо помнит, как однажды семья умыш ленно бросила его одного в старой гари, уснувшего на дневном привале, оставив ему лишь лук да несколько стрел, а сама ушла незамеченной с караваном далеко в глубь нагорья и там решила дождаться исхдда этого испытания ребенка. Мальчуган по следам настиг семейный кара ван. Потом мальчишку оставляли в ночь на пятидесятиградусном мо 1 Б у т ы — эвенкийский род, из которого вышел Улукиткан, некогда заселявший Алданское нагорье.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2