Сибирские огни № 01 - 1969
— Альгома тебе —чужое горе, зачем напрасно маять ноги?.. Я пой ду наверх один. С горы, наверно, узнаю место, поклонюсь ему. Может, боли в сердце не останется. Старики никогда не думали, что жизнь эвен ков так изменится, вот бы сейчас встали, посмотрели, эко удивились бы. — Ты жалеешь о прошлом? Думаешь, эвенкам хуже оттого, что они перестали кочевать? Старик поежился, будто я разбередил его больное место. — Об этом нечего жалеть. О другом думаю. Молодые забывают наши обычаи, нужные людям, которые должны еще жить. Раньше у эвенка ничего не было только для себя. Еда, ружье, шкуры, снасти — бери, что тебе надо, спрашивать хозяина было не положено. Никто ни кого не обманывал. Ты сильный —давай больше. Добыл зверя —тащи на стойбище, дели всем поровну. Рыбу поймал —тоже на всех. Только ему за добычу голову зверя и шкуру сверх его доли давали да еще за удачу от всех ему доброе слово говорили. То был правильный закон, закон тайги. Его никогда не должны забывать люди... — Ты прав, такой закон нужен всем людям. Его создала жизнь, испытанная в течение многих веков, и без него вряд ли кочевники до тянули бы до наших дней. — У них не было бумаги, букв, чтобы писать слова, все обычаи держали в голове. И школа была другая, которая показывала, как жить в тайге. Каждый проходил ее, учился пускать стрелу по зайцу, насто раживать снасть, подманивать на пикульку кабаргу, запирать берлоги, Потом их спрашивали старики, как они научились это делать м ггут быть кормилицами семьи или еще надо учиться. Не каждому парнишке сразу везло назваться охотником. Поэтому эвенки хорошо знали тайгу, сильные были и не искали другой жизни. Улукиткан задумался. Мы сидели молча. Я смотрел на его морщи нистое лицо, освещенное трепетным пламенем, и тоскливо думал о том, как мне будет не хватать в жизни дружбы с этим мудрым старцем. — Но в обычаях наших было и такое, что не нужно теперь,—про должал Улукиткан,— Раньше без этого нельзя было обойтись... Когда на стойбище приходил голод, мор, когда даже самый сильный не мог добыть еду, тогда слабым старикам, которые уже не охотились, корми лись тем, что добывали молодые,—намекали, что они сделали свое в жизни: родили детей, научили их всему, что сами умели и знали, и те перь должны уйти из стойбища. Хорошие слова говорили больным и калекам, советовали и им уходить. Так нужно было, чтобы остальные остались жить и продолжили род... Тех, кто должен был умирать, не уговаривали. Это был долг. Уходили такие из чумов в самую стужу, без огня и без пищи, не жить уходили. Тогда этот закон был правильным для кочевников, его тоже сделала сама жизнь. Теперь он не нужен... — Все это мне понятно так же, как и твоя боль, что забываем хо рошие обычаи. Но согласись, Улукиткан, жить-то теперь стало лучше эвенкам? — Ты правильно сказал. Жить всем куда с добром стало. У каж дого свся изба, на стойбище есть и школа и больница, за товарами не надо далеко ходить —магазин рядом. Кто побежит от такой жизни? Ко чевать хорошо было раньше, когда в лесу было много зверя, ягод, пти цы. А теперь тайга бедная стала. Маток убивают, телят глушат, ничего не жалко, будто чужое! Неправильно делают. Пошто не наказывают та ких разбойников? Надо у всех отобрать ружья, которые разоряют тай гу, не смотрят, когда можно охотиться, когда нельзя, по кому можно стрелять, а кого нельзя трогать. Таких даже пускать в тайгу не надо.— Улукиткан хотел еще что-то сказать, но лишь безнадежно махнул ру
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2