Сибирские огни № 01 - 1969

ва нее выкинешь»; автор смотрит на прош­ лое с высоты исторического опыта совре­ менника, с высоты сегодняшних общест­ венных задач. В «Дне поэзии» представлен своеобраз­ ный жанр лирической исповеди-воспомина­ ния: поэт выбирает из своей памяти самое жгучее, самое тяжелое, еще и теперь обжи­ гающее душу болью. Так не может забыть Валентин Демин семь детдомовских лам­ повых стекол, украденных когда-то в детст­ ве у товарищей, чтобы «нажраться до рыга, купить сигарет»; так болит сердце у Алек­ сандра Кухно при воспоминании о первой своей любви («ты — бродяжка и я — хули­ ган») с ее горькой радостью («отзвеневшие слезы сквозь смех»), скитаниями по чужим углам и ребенком, рожденным под чужой кровлей... Нет, это не «обнажимся и заго­ лимся», не щегольство рубцами старых ду­ шевных ран; это лишь «горькая правда во­ енного дня» Как много вынесли наши лю­ ди! Как много нужно тепла, доброты и счастья, чтобы ослабить эту саднящую боль воспоминаний! Поэзия сегодня стремится согреть актив­ ной добротой жизнь наших людей; в этом видит она одну из главных своих общест­ венных задач. «День поэзии» наполнен при­ зывами этого рода. «Нам никакого б счастья не хватало, когда б мы не могли его дарить» (В. Бойков); «Но — нестерпи­ мей лютой жажды — боль за других. Она в тебе» (В. Макаров); «Сегодня я как пере­ датчик такого доброго тепла, что и земле зеленой хватит, и небу всему, и даже той, что с краю, хате, уже не нужной никому» <И. Кузнецов;. В книге немало поэзии «са- моупрека». внутренней боли за недостачу тепла и доброты к родному человеку (на­ пример, «Матери» В. Казанцева или «Вот так стареют мамы наши» В. Малышева). Но гораздо плодотворнее в поэзии положитель­ ное начало, когда красота и радость жиз­ ни действительно передается в стихе, как .например в этом ярком и свежем, несмот­ ря на традиционность темы и формы, сти­ хотворении Вадима Иванова: По небу пробежал» трещина, И гром ударил с высоты. Дождем обрызганная женщина Несет весенние цветы. Над нею тучи грозным ярусом. И ливень на ее пути. Как два ветролюбивых паруса. Трепещет блузка на груди. Кто ждет ее? К кому стремительн Вбежит, счастливая, она? Любовь, как чудо, удизительна, Загадочна, как глубина. ...Пройдет, обдасг весенней свежестью, Заронит в сердце странный свет, И ты, чужой задетый нежностью. Смотреть ей долго будешь вслед. В сборнике шмало такой поэтической живописи, согретой внутренним теплом и любовью к человеку; можно назвать еще скульптурный «Полдень» В. Карпунина, за­ думчиво нежное «В первый раз — в послед­ ний раз» Владимира Макарова... В «Дни поэзии» обращает на себя вни мание ряд стихотворений, которые драма­ тически подчеркивают быстротечность, не­ обратимость человеческой жизни. А. Плит- ченко с гневом отвергает стандартные уте­ шения, что, мол, и после смерти жизнь бу­ дет продолжаться: «Не надо, мои дорогие, вранья — мой дом и трава на могиле не я». Человек встречает трагедию смерти, не ук­ лоняясь, прямо глядя ей в лицо; Н. Перева­ лов с замиранием сердца вглядывается в ужас и одиночество «нераскрывшегося па­ рашюта», когда человеку «лишь право страшное дано: всё испытав, ни с кем не поделиться». И Н. Грехова скорбно и за­ думчиво поет свою «Песню бабьего лета»: Не напугайте тишину. Пока деревья спят, еще немного поживу, а завтра—листопад. Не знаю я. поймешь ли ты и кто когда поймет, куда уносятся листы н долог ли полет. Жизнь человека не вернется, не повто­ рится; эта мысль — не жалоба, не бессиль­ ная злоба индивидуалиста, но лишь трезвая правда; нельзя откладывать счастье до бу­ дущих поколений; в жизнь каждого необ­ ходимо вложить полноту и необъятность счастья, любви и добра. Вот что, однако, странно. Альманах, как уже говорилось выше, составлен из произве­ дений поэтов, живущих в Новосибирске, Омске и Томске. Это — три крупных про­ мышленных, научных, культурных центра, где кипит разнообразная, сложная, умная работа для обогащения жизни человека, для создания материальных основ челове­ ческого счастья. Почему же муза поэтов- горожан туманится и мрачнеет почти всег­ да, когда она касается городской темы? По­ чему станок у В. Громова полон угрозу «немые рычаги», «он в тыщу раз, стальной и дикий, сильней, сложней ученика»; «его крутой, коварный норов»... Почему для С. Федотова «квантовые формулы — зага­ дочный холодный океан», в котором «мно­ гое — как мистика»? Почему Александр Ро­ манов чувствует себя затерянным среди стука трамваев и каменных домов: «Свето­ форы, словно совы, примостились на виду- Где ж мой аленький цветочек в этом ка­ менном лесу?» Почему мотоцикл у Г. Кар­ пунина нужен лишь в связи с «пригородным лесом» и «свежим воздухом», а П. Моряков использует микрофон лишь для того, чтобы «влюбленно» ловить им «рулады щеглов я скворцов»? Общее настроение поэтического альма­ наха трех городов можно назвать скорее «антиурбанистическим». Зато как теплеют, как меняются поэтические гол'оса, когда речь идет о деревне! «Мир светаюший, зеленый, росный, радостный, живой» (А. Плитченко); «Утро веником лучистым круто выпарит ро­ су. Над зеленым остролистом'занесу свою косу» (В. Каплун); «Утро небывалой красо­ ты, росное, с рассветными глазами» (В. Ста­ родубцев); «И сама вода в ковшах по ха