Сибирские огни № 01 - 1969
В повести «Смерть меня подождет» рас сказывается о встрече геодезистов с моло дой пастушкой Хутамой из оленеводческого колхоза «Ударник», едущей на оленях через труднопроходимые тайгу и горы в стойби ще Альгому со своими двумя крошечными близнецами. «Близнецы давно проснулись и теперь блаженствуют на оленьей шкуре у огня. Они в крошечных трикотажных носочках и в белых фланелевых распашонках фабрич ного пошива. Мать одела их с явным же ланием подивить нас, чего и добилась, за ставив меня смутиться. Ведь еще вчера я считал дикарями этих крохотных, голых, завернутых в кабарожью шкуру и связан ных ремнями малышей, а сегодня, пожа луй, это щеголи, все на них европейское, и они, негодники, кажется, с достоинством и гордостью посмеиваются надо мной своими беззубыми ртами». В романе «Злой дух Ямбуя» происходит спор о будущем эвенков. С одной стороны, Лангара, представительница того старинно го племени мужественных женщин, которы ми славился род эвенков с древних времен, с другой,— не только спорящий с ней, но и в чем-то разделяющий ее точку зрения ав тор. Лангара понимает, что дала эвенкам со ветская власть. Но она не может прими риться с тем, что молодежь начинает ухо дить из тайги, что, уходя из тайги, эвенки перестают быть «главным украшением той земли, где их поселила судьба». Страстная личная острота спора в том, что у самой Лангары, хранительницы древних эвенкий ских традиций, ушел из тайги младший сын. Он учился в техникуме «плавать на боль шой лодке» и остался работать где-то там на реке. «...Согласись, Лангара,— говорит автор,— новое время требует своего. Детям надо учиться не только в интернатах, но и в институтах, чтобы делать жизнь лучше. Ты сейчас не станешь добывать огонь, как твой дед, у тебя есть спички. Ты давно не охо тишься с самострелом. А радио в чуме?! Такое твоей бабке и не снилось. А твои вну ки, может, и молнией повелевать будут и станут ездить на нартах-самокатах. Чего Доброго, и на Луну полетят! — Ты правду говоришь. Может, и эвен ки полетят на Луну, да не там их родина. Кому бросишь тайгу, оленя, зверя? Амакану (медведю) отдашь?.. Пусть эвенков хорошо Учат, как лючи (русских), однако... им на до постоянно говорить, как следить соболя, Делать ловушки, бороться с пургой, голо дом. Детям будет хорошо от этого, и тогда пускай ходят на Луну, да все равно в тай гу вернутся жить... — Никто не может заставить человека Жить в тайге, Лангара. Такого закона нет... Человеку нельзя запрещать решать свою судьбу. Он не пленник. — Ты дурной, что ли?! Зачем запре щать, если он будет знать, как жить в ле су, разве такой уйдет. А жить по-новому, как ты говорил, можно и тут... Ты хоро шенько подумай, если бы все, кто много учился, отдавали свой ум родной тайге, так много было бы добра у народа и не пусто вала тайга...». В новой повести «Последний костер», ставшей своеобразным реквиемом и Улу- киткана и самого автора, Г. Федосеев с не обычайной глубиной и силой также раскрыл главную, гуманистическую идею своих книг... Григория Анисимовича не стало. Он умер, не дожив несколько месяцев до своего семидесятилетия. Умер внезапно, как гово рят в народе, в одночасье — здоровый, крепкий, в кипении жизни, полный замыс лов и сил человек. Он никогда не болел, всю жизнь начи нал день с пяти часов утра, много работал физически, а когда садился писать, не вставал из-за письменного стола по десять-шестна дцать часов. Иногда покалывало сердце, но Г. Федосеев не обращал на это внимания. И, оставив экспедиции, каждый год, осенью, он обязательно уезжал с геодези стами на Север— в душе он оставался всегда сибиряком. В прошлом году был в Заполярье на кромке Ледовитого океана. Собирался на Саяны. За день до смерти Григорий Анисимович «обговаривал» с дру зьями маршрут. Он много писал: заканчивал книгу об. Улукиткане, задумал новую повесть о жиз ни эвенков, может быть, и документаль ную, как у Ф. Моуэта,— в последнее время: он пристально читал книги этото писателя.. Задумал повесть «Старик и море» — о ста ром рыбаке с Азовского моря. Так же,, как и книга об Улукиткане, это была бы книга о жизни и смерти. Григорий Аниси мович хотел написать еще одну книгу об ушедших друзьях-геодезистах, погибших при исполнении служебного долга. Он много выступал перед молодежью: По поручению Министерства геодезии и кар тографии СССР принимал самое деятельное участие в подготовке 50-летнего юбилея со ветской геодезической и картографической службы. Один из самых старых советских геодезистов, он знал почти всех и хотел, чтобы не забыли никого, в первую очередь погибших, тех, чьи имена еще не были от мечены на карте. Он был председателем отделения Союза' советских писателей в Краснодарском крае. На тумбочке, у кушетки так и осталась раскрытой рукопись молодого прозаика... Несколько лет подряд он был депутатом краевого Совета депутатов трудящихся г. Краснодара... Когда уходит добрый, мужественный, сделавший много добра людям человек, в жизни знавших его образуется' ничем не восполнимая пустота. Но он умер, как жил„. как хотел, в пути.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2