Сибирские огни, 1968, №12

Задумался К о рм а с— давно знает Пичона, тот его другом называ­ ет.., А все-таки Кормасу сейчас как-то не по себе. Опять рубит Кормас талу, сам на лайку поглядывает. Кружится она на месте, воздух нюхает, зубы щерит. Кормас.положил топор, забрался поглубже в куст, мылтых держит наготове. В виске стучит: «Зверь или человек?» Повернулась лайка мордой в сторону низовья Большого Она, смор­ щила нос, оскалилась, шерсть на ней дыбом. Из горла, к красной пас­ ти, к белым зубам, рычанье подкатило, и не может лайка его сдержать. Сама пока еще ни с места, но порывается вперед. — Тохта, Харагай,— тихо приказывает ей молчать Кормас, а сам уже понял — люди идут. Услышал жиканье лыж. Потом из-за поворота рбки показались двое. Впереди — большой, как шатучий аба — медведь на задних ногах,— русский мужик-гора, за ним — тонкий, гибкий па­ рень-хакас. Оба с ружьями, с заплечными арчимахами. Остановились. Парень тычет лыжной палкой в снег, что-то показывает мужику, тот ки­ вает головой, рыжая борода трясется. Присели на корточки, головы утк­ нули вниз. Не охотники они — стволы у ружей тонкие. Карабины это. А кто теперь ходит с карабинами? Ясно — недобрые люди. Может, из Хаза-тайги?.. И снова невольно подумал про Пичона, уехавшего туда. Но как встретить непрошеных гостей? Курок мылтыха взведен. Охотник держит незнакомцев на мушке, прикидывает глазом расстояние. Нет, еще далеко, не донесет жакан. И вдруг бледнеет Кормас. Заряд-то в мылтыхе — единственный. Убьет одного, а второй не будет ждать, пока он, Кормас, сбегает в зи­ мовье за другим патроном... А бородатый мужик-гора и тонкий парень поднялись и пошли д ал ь ­ ш е - п р я м о к зимовью, которого они еще не видят. Харагай не выдержал и залаял , как на приступ. Вороной заржал под навесом. Лыжники метнулись под защиту берега, укрылись в кустах. Только Кормас на левом берегу, а незнакомцы — на правом. «Дочку спасу... посажу на коня...» Кормас кричит собаке, указы­ вая на противоположный берег: «У-уйсь, Харагай!», а сам, пригнувшись, выбирается из кустов и бежит к зимовью. Ворвался, оставив дверь рас­ пахнутой, и остановился с открытым ртом. Марик в зимовье не было... Вышла Марик из избушки-снеговушки вслед за отцом, когда он еще Вороного проведывал. Надоело сидеть взаперти, дымом дышать. Вот уже который день живут они тут, отец ждет Пичона. А ей хочется, что­ бы он совсем не приезжал. Последнее время Пичон расспрашивал отца о тропах, что ведут за Саяны. Про Пичона не хотелось больше думать. В глаза Марик сейчас би­ л а такая снежная синева, а вливающийся в грудь воздух был таким чистым и морозным, что, глядя на осыпанные куржаком, словно вычека­ ненные из серебра кусты и деревья, она счастливо засмеялась. Подождет зимовье. Пройдусь до берега. А там куст боярки. Ряс- ные багряно-желтые ягоды убиты морозом. Должно быть, вкусная бо­ ярка!.. Опасливо поглядывая на острые колючки, раздвигая ветки и осыпая снег себе на голову, девушка полезла на куст. Нога нащупала развилку ствола, Марик перенесла на нее всю тяжесть тела и, обняв ствол, при­ нялась обрывать холодные гроздья. Неподалеку от этого куста тюкает т оп о р— отец что-то рубит. Вот перестал. ■ Харагай лает. А теперь голос отца: «У-уйсь!» Марик вытягивает шею, смотрит сквозь поредевшие колючие ветки, с которых она стряхну