Сибирские огни, 1968, №12
Поздно. Но никто не спит в аале этой безлунной ночью. - Отряд собирается выступать и держит наготове коней, сани, лыжи. Из дома в дом бегают связные — передают распоряжения командиров. В домах и юртах, несмотря на неурочное время, топятся печи и очаги. Красными пучками вырываются из труб искры. Над аалом разносится запах печеного хлеба, вареной и жареной снеди, наготовленных впрок. Возле штаба добровольцы запрягают коней. Во многих санях у в я зана поклажа — продукты, боеприпасы. На розвальни, к головкам ко торых кроме оглобель приделан валек для пристяжки, два бойца и взводный командир примащивают станковый пулемет. В избе Сагдая проводы. Уходят с отрядом сразу трое — сам хозяин, его сын Сабис и будущий зять Эпсе. Одетые по-дорожному, они присели на длинную лавку, а Домна и Кнай, которых сегодня подменили в катоне другие женщины, набивают им арчимахи съестным, кладут белье, табак. Время от времени они с тревогой посматривают на своих добровольцев. — Берегите себя,— напутствует Кнай Сабиса и Эпсе. То же самое говорит Сагдаю Домна. Дверь отворилась. На пороге — Улуг Пёдор. Все повернули к нему головы. В одной руке — мешок с дорожными припасами, в другой — карабин. Морщины на лбу сведены гармошкой. Сдвинутые к переносью брови не расходятся. И Варя с ним, собравшаяся по-походному — в мужнином полушуб ке с отвернутыми рукавами, в стеганых брюках, в старых валенках, под шитых толстой кошмой. В плечи ей впились лямки прилаженной на спи не котомки. Лицо бескровное, углы губ опустились вниз, глаза, как вы питые. — Вот снарядились,— глухо выдохнул Федор, горбя плечи.— Она с нами пойдет за сестру милосердную... Он поклонился поясно старику, Домне, Кнай. — Спасибо за все, люди добрые. Простите, коли в чем мы винова ты... Ты, Хоортай Мангирович, был нам вместо родного отца... — Он еще что-то хотел сказать, но только махнул рукой. Варя опустилась на лавку, глядела в пол. На улице заскрипели по снегу подводы. — Пора... — Федор нагнулся к Хоортаю и, прижав его к себе, по целовал.— Ну, может, будем живы — вернемся... И на твоих плечах но ша осталась, Хоортай Мангирович... Коммуна... Молодая еще, хлипкая... З а кузней досмотри... Он повернулся и, низко поклонившись, словно и с избушкой про щался, как с живым и дорогим существом, протиснулся в дверь. Рассвет застал походную колонну на том берегу Ахбана. За спина ми бойцов разгорался восток, и по снегу, опережая конных и пеших, вытягивались в сторону запада, куда они шли, длинные розовые я зы к и — блики зари. Когда окончательно посветлело, белая степь показа лась очень людной; мало того, что сама колонна, разбитая Жарковым на боевое охранение, головную походную заставу, авангард и арьергард, растянулась версты на три, впечатление многолюдства усиливали кур ганные камни, тут и там ворчавшие из сугробов. Они походили то на бойцов, припавших на колено и изготовившихся стрелять, то на сторо жевых всадников, то на женщин-хакасок, вышедших к дороге, проводите воинов. Варя ехала на розвальнях, на которых везли пулемет. Сидеть было
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2