Сибирские огни, 1968, №12

другую сторону до Ах-Тасхыловг, по-новому— Кузнецкого Ала-Тау? И чей прах будет покоиться в этой новой усыпальнице? Равны ли зем­ ные дела того, кто ушел сейчас от солнца, от своих быстроногих с там ­ гою коней, земным делам уже века лежащего под Хара-Кургеном? Или, может быть, теперешний народ думает, что все едино — схоронить кня­ зя или кыштыма2? Он ошибается. Это только для земли и самого праха одно и то же. Но существует вечность. В ней от одного живущего поко­ ления к другому переходят предания о давно умерших героях. Среди людей есть такие, что списывают и оживляют слова, высеченные на древних каменных надгробьях. И славным опять воздается слава... Смотрите и читайте вы, пришедшие сюда,— в этих письменах на Хара- Кургене голос вечности: «...Я от вас удалился. С солнцем я и с народом моим разлучен, и с женой моей я разлучен, и с дружиною верной моей разлучен. Я в суро­ вых боях был беспощадным...» А вы, сыновья позднего народа, рядом с Хара-Кургеном, каменным мавзолеем завоевателя, хотите насыпать простой земляной бугор. Д е я ­ ния ваши непонятны. Великому вы противопоставляете малое...» Люди с ломами и лопатами не обращают никакого внимания на то, как смотрит на них с камня лицо князя. Они долбят и долбят мерзлую землю, временами отдыхая. И д аже здесь, в степи, говорят почему-то вполголоса. Зойку, убитую ударом конца оглобли в висок, и Таанах, смятую копытами пристяжной, но живую, нашла Домна, торопившаяся сменить Кнай в катоне. Она бросилась к постовому. Разобрав из ее криков, что произошла беда, он выстрелил вверх. Под гору сбежался весь аал. В ту же ночь Таанах в кошевке Жаркова милиционерские кони ум­ чали в Мин-Суг, в больницу. Поехала с ней и Онис. Перед отъездом де­ вочка с трудом, отрывисто выговорила: — Мы шли, пели... «Там, вдали...» Тут кто-то быстро едет с горы... Мы своротили... Крикнул Тойон: «Сарын орыс!..» Кони налетели на нас... — Тойон? — дивились и ужасались люди.— Откуда он тут мог взяться? Разве у кого скрывался в своем сеоке?.-. Детей не пощадил. Стоптал конями... Пулат дознался от постового, кто был в санях. — Смерть обоим — каму и Тойону! — кричал он и потрясал правой рукой, сжатой в кулак, а левой держался за «меченое» ухо. Жарков послал погоню, но она вернулась ни с чем. К Федору и Варе никто не смел подступиться. Оба почернели от страшного горя. Варя затряслась и упала на коченеющее в снегу тело Зойки, зашлась саднящим душу, каким-то нутряным воем. — А-а-а-а!... — жутко тянула она и то обнимала Зойку, припадая к ней, то рвала на себе волосы. Федор, сбычив шею, скрипел зубами, молча глядел он на истоптан­ ный снег, на котором неловко, боком, подмяв одну руку,^ прилегла его дочка. Под головой у нее ямка, поэтому подбородок Зойки выше лба. Висок синий. На нем вмятина, чернеющий кровяной сгусток... Федор молчал, и это пугало-людей. И только старик Хоортай опус­ тился так же молчаливо на колени рядом с ним. Но вот Федор нагнулся и оторвал от Зойки Варю, которая тотчас 1 А х-Т а с х ы л ы — букв. «Белые тасхылы». 2 К.ы ш т ы м — раб.