Сибирские огни, 1968, №12
лиственничные кругляки и подкладывает в огонь. Печка стреляет искра ми ему в бороду. Пичон ходит по избе, и от этого колеблется язычок пламени в све тильнике, заправленном медвежьим жиром. Сейчас у него одна дума. Хаза-тайга его прикроет лишь временно. Д а , он, Пичон, не уйдет и отсюда, из Хаза-тайги, без боя. Природная крепость почти неприступна. Войско в ней обучено, во главе его — сме лый и знающий свое дело русский. Колчаковец Самохвалов. Пусть крас ные попробуют осадить Хаза-тайгу!.. — Держитесь изо всех сил,— говорит Пичон.— На выручку придет Унгерн. . Семизвездный Читиген все еще совершает свой'кругооборот в ново годнем ночном небе. Оглобля его показывает через Хакасскую степь на Хаза-тайгу, а сам воз повис над Мин-Сугом. Над зданием ревкома. Д ва ряда темных окон в нем, и только в трех свет. В остальных, затянутых морозной пленкой, скупо отражаются звезды. В приемной председателя ревкома горит тусклая электрическая л ам почка. На с т у л е— милиционер. Форма на милиционере еще совсем но вая и сидит топорно. Защитная гимнастерка и брюки-галифе — все, как полагается. Вот только на ногах не валенки, а маймахи. Это — Сагдай, вступивший здесь, в Мин-Суге, в отряд уездной ми лиции, которым командует Жарков . Долго беседовал Жарков с Сагда- ем, после того как тот доставил пакет. Он, Жарков, давно знает Сагдая и считает, что его место — в конной милиции... И вот, в новогоднюю- ночь Сагдай — на посту. Он старается думать только о том, как лучше выполнить приказ. Ж арков а — охраняя кабинет председателя ревкома, быть начеку. Но разве отгонишь мысли? Они нашептывают ему о доме, о семье, о конях. Больше Сагдай никогда не погонит на пастбище табун Хапына. А вот схватка с бандой Пичона будет крепкая и скорая. В Мин-Суг стянуты крупные силы краснозвездных алыпов. На всех улицах — патрули. Настанет день, и отряды из Мин-Суга пойдут на Хаза- тайгу. И проводником их будет он, Сагдай. Ж арков велел ему гото виться... Ревком охраняет не только Сагдай. Посты расставлены снаружи и у входов на каждый этаж. Губенков может работать спокойно. Навер но, большие дела обдумывает. Засиделся заполночь. Из кабинета доно сятся его покашливание, звонки, приглушенный стеной голос. Звонит ящичек, что стоит на столе председателя ревкома,— это Сагдай знает. Если после звонка снять с рогульки ящичка трубку и приложить к уху„ можно услышать чей-нибудь голос. Новые товарищи из отряда милиции объясняли Сагдаю, как голос попадает в ящичек, а потом в трубку, но он не понял,— не учен. И теперь он старается догадаться, с кем говорит за стенкой Губен ков. «Может, с самим Лениным? — осеняет Сагдая.— Он рассказывает * ему, как трудно устанавливать в аалах советские порядки и отбиваться от банд...» Наверно, Ленин у себя в Москве сидит около такого же ящичка и щурит один глаз, как на картинке, которая висит в кабинете Губенкова. Сагдай не знает слова «портрет». А если Губенков говорит с Лениным, го — о чем? Что бы сказал Ленину сам Сагдай?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2