Сибирские огни, 1968, №12
.ля... Д аж е Хапыну нр нужн^ теперь дедовские названия. Все равно, будь наступающий год годом Коровы, Лошади или там годом Овцы,— зачем Хапыну умножать стада, косяки и отары, если не сегодня-завтра снова придут отбирать скот? А то, что останется, некому будет передать. Наследник Тойон ушел с Пичоном, поднял оружие на красных, пролил кровь двуязыкого Эпсе, который слушает хакасскую речь и передает ее русскими словами. Вернется ли Тойон? Сумеет ли теперь Пичон отделить Хакасию от Советов? Тапчи в углу сечкой рубит мясо. Куски его летят на пол, Тапчи их подбирает и кладет снова в корыто. Самой приходится, ворчит Тапчи.— Ату тоже отказалась рабо тать... Ключи от амбара забрали. Овес тащат. Муки целый сусек вы гребли... Ои, Хапын, Хапын.. Помолчи, женщина...— Хапын приподнялся на кошме.— Пусть ушел сын. Пусть отберут скотину, дом. У нас еще кое-что останется. Есть «желтый жеребец»... В той шкатулке... Все годы копил. Много... Д ай мне лампу, спущусь, перепрячу надежнее... Он поднялся с кошмы, шагнул к западне, закрывающей лаз в под полье. Воздух в подполье гнилой, затхлый, пахнет мышами, сверху све шивается паутина. Хапын нашел в стене камень, нажал на него, и камень повернулся. Хапын просунул руку в отверстие. Но вдруг на лбу его выступил пот. Лампа заплясала в руке Хапы на. Дру гая рука снова шарится в тайнике и натыкается там только на камень стенок. Он содрал кожу на пальцах, обломал ногти, но так и не нашел шкатулки. «Желтый жеребец» ускакал и следов не оставил. Ха пын шатается, будто оглушенный обухом по темени. — Тойонын холы1,— бормочет он и зовет Тапчи .— Мында, мында...2 Смотри, ты сейчас плакала, Тойона жалела. Кучугес3! Он обокрал род ного отца!.. Белесые крылья новогодней ночи... Кружит на них семизвездье Чи- тигена над степными и таежными аалами, над оледенелыми реками, над заснеженными лесами. Передвинулся хвост семизвездья. Место, над ко торым он повис,— узел горных хребтов. Заходят хребты один за другой, как скобки. А еще напоминают они собой глубокую глазную орбиту. Только вместо глаза в ней — озеро Кюль-Тасхыл. Застыло озеро, забро с ала его горная пурга снегом, словно бельмом затянула зрачок. Но мер цание Читигена отражается в незамерзающем водовороте со стороны отвесной скалы. Поодаль от землянок, в глубине лесной опушки,— единственная в Хаза-тайге изба. Она срублена для Серге, но сейчас в ней живет Хар- бинка. Светится окошко. Из трубы валит дым с искрами. Возле крыльца привязан оседланный конь. Он тоже нюхает воздух и поводит ушами. Из леса к нему доносится слабое, какое-то тоскливое ржанье. Оно буд то знакомо. Оседланный конь тоже ржет. Это Соловый, на котором при ехал в Хаза-тайгу Пичон от избушки Кормаса. Сказал тому, что поедет по Хаза-тайгинской дороге и постарается выведать, что там за банда. Кормас поверил... В избе перед печкой сидит на корточках Харбинка, колет топором 1 Т о й о н ы н х о л ы — рука Тойона. 2 М ы н д а — сюда. 3 К у ч у г е с — щенок. 5 Сибирские огни № 12 65
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2