Сибирские огни, 1968, №12

себе подножный корм. И овечки умеют. Копытят занесенную траву. Хо­ рошо наедаются за день. Домна и Сагдай будут пасти овец и коней поблизости от аала. Но где они станут жить, если избушка занята? Надо отказывать Большому Федору. А как? Язык не поворачивается... Наклонился Хоортай над очагом, дует на угли. Подложил в очаг сухого хвороста, а сверху накрыл кизяками. Теперь в юрте будет тепло. Кнай сидит на деревянной кровати, разбирает черно-смольные ко­ сички. Глаза перебегают по юрте с предмета на предмет, но ни на одном не останавливаются. Не чувствует Кнай дыма. А вот кислый запах мо­ лочной сыворотки, который источает большая кадка справа от входа, ще­ кочет ноздри. Старик каждый день, как подоит Белянку, сливает в к а д ­ ку молоко, оно сбраживается там и превращается в напиток — айран. Каждую осень айраном отмечается приезд матери и отца домой. Соби­ раются соседи и пьют все вместе айран ведрами. Допьяна не напьешься. Только смех станет веселее да разговор громче. «Если бы на угощение пришел этот ласковый оод Эпсе»,— думает Кнай, переламывая брови и особенно тщательно заплетая косички. Она снова приехала в аал с тайной надеждой встретиться с Эпсе. Тогда, пос­ ле схода и поездки в степь к колышкам Полынцева, он проводил ее до юрты деда Хоортая. Шел рядом, поскрипывая новыми сапогами, от ко­ торых пахло паровым дегтем. Широко улыбался. Говорил негромко, все время наклоняя голову поближе к ее лицу. Непрестанно одергивал на себе грубую серую тужурку с большими накладными карманами на гру­ ди и с боков и рассказывал , как учился в русской школе, жил в Мин- Суге. Мать он не помнит, а с отцом пасли байский скот. Отец просту­ дился и умер Взял его к себе товарищ отца — русский. Многое в его р асска зах было непонятно ей, выросшей в степи. Вот какое-то «ки-но». Будто бы на большом полотне движутся люди-тени. Р а зв е может быть такое в жизни? Кнай заплела последнюю косичку, откинула голову назад, д ержа перед собой осколок з еркала и глядясь в него. В тусклом зеркале да еще при тусклом же свете лицо Кнай выглядит старушечьим. — У-у! Совсем Аязым-арыг,— шепчет она, недовольная собой. Аязым-арыг — это старуха-волшебница из древнего сказания, кото­ рое однажды услышала Кнай от бродячего хайджи. «Однако Эпсе не станет любить такую».— Но глаза Кнай вовсе не печальны. Они поблескивают, как спелые смородины, и смеются. Мать без разговоров отпускает ее в аал. Понимает, кто тянет теперь дочь из степи. И девушки-сверстницы собираются там на оюны — вечор- ки-. Как прежде, играют в хазых или загадывают др.уг другу загадки. А то есть еще — ворожба. Придут стайкой в потемки к заброшенному нежилому дому и тянут руки в пустынные оконницы, вдруг да айна-до- мовой их коснется. Прикосновение мохнатой руки сулит девушке богат­ ство в замужестве. А парни прознают о .ворожбе, заберутся в дом и хва­ тают их за руки. Сколько тут визгу, смеху, да и страшновато все-таки... Мать совсем оправилась после того, как ее помяли ювцы. И теперь часто приезжают отец и брат, так что она там не одна. Вот почему Кнай не спешит из аала , из дедовой юрты, к Красному озеру. — Хоп! — громко говорит Хоортай, ударяя ладонь о ладонь.— При ­ думал!.. Кнай недоумевает, что такое придумал дед, возясь возле очага. — Вы где вчера ворожили? В пустом доме, который стоит на отши-. бе з а нашим двором? Айна там живет, Аларчон говорил...— Уставилась Кнай своими смородинами.— К ак не будет там жить айна, когда хозяе-