Сибирские огни, 1968, №12
! Наковальня ведь холодная, удара не смягчает. Точно попадай... Дверь кузницы распахивается, и на пороге показывается Хоортай. Увидел Хоортай испорченную поковку, нахмурился. — Апах? — спросил строго, требовательно. — Ну так что ж, что Апах? Первый же раз... — Почто Хоортай не звал? — упрекнул старик Федора. — Тут молодая сила нужна, дедушка... — Он — молодая сила? — обидно засмеялся Хоортай, концом не разлучной трубки показывая на Апаха. Подскочил к нему, выхватил ку валду, махнул ею.— Мин умей, умей,— возбужденно говорил Хоортай, глядя умоляющими глазами и д ержа кувалду на весу.— Клади, Пёдор Павлыча, горячий темир... Н а этот раз ковка пошла по-настоящему. «Тук-тук»,— сдваивал молоточек Полынцева. «Гррук!» — выговари вала кувалда, и еще раз: «Гррук!» — Погодь! — крикнул Федор Хоортаю и опять кинул поковку в гор- но.— А ты поддуй, Апах!.. И пока железина калилась, Полынцев выспрашивал старика, где и как он научился работе молотобойца. — Молодой был, за Ала-Тау — Пестрый гора — ходил, туда, вверх Ахбан,— показал старик за стену кузни.— Шорский народ тама живет. Шорец — все равно хакас, язык такой же, только слова шипи. Мы гово рим «сор» — печаль, горе, а он скажет «шор». По-нашему люди — «ки- зи», по-шорски — «кижи»... У шорцев много кузнес. Учили. Темир, однако, в той земле богатый-богатый... — Выходит, мы тезки по рукомеслу? — удивился Полынцев.— Я д ав но приметил, по трубкам твоим... — Угу, угу, тезкам! — радостно кивал головой Хоортай. — А пошто же сам кузню не ставил? — спросил Полынцев. — Тогда Хоортай бы весь был Хапынов,— ответил старик. Федор задумался. Резонно ведь ответил старик. На Апахову Гнеду ху надо сготовить четыре подковы, если ковать ее на полный круг, а для Хапыновых коней сколько же подков требуется? — мелькнула мысль. Но он тут же отогнал ее — другим аал становится. Батраки идут в комбед, спрашивают, когда заставят Хапына справедливо рассчитаться с ними. Знают, что получать придется скотом... И лошадей ковать, сани да те леги ошиновывать, выходит, будет он, Федор, не одному Хапыну... Руки машинально делали работу, не перебивая его мыслей. Они з а кругляли поковку на круглом рожке наковальни, оттягивали шипы — один посредине, два с концов, наметили кернышком и пробили бородком дыры для плоских гвоздей. Наконец сунули пышущую жаром, вишне вую, похожую на молодой месяц подкову в шайку с водой. Шайка вмиг «осерчала», вода в ней стала «разговаривать», выстрелила белым па ром. А со дна ее, где утоп и сразу почернел полумесяц, долго еще р а з д а валось обиженное шипенье. Только изладили первую подкову, пришел Пулат. Навалился, на ко сяк двери, держа сь за разорванное ухо. Мимо кузницы шел Тирнук, и он завернул поглядеть на невиданное дело — в аале кузнецы объяви лись! Где Тирнук — там второй батрак Хапына, рябой Такан. Он принес на старых истоптанных маймахах запах коровьего навоза. Первая изготовленная Большим Федором теплая еще подкова со свежими следами молота стала переходить из рук в руки. Слышалось восхищенное «чахсы». А кузнец с помощью Хоортая уже выковал и швырнул в шайку с водой другую подкову, за ней третью, четвертую...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2