Сибирские огни, 1968, №12
лакированным потрескавшимся козырьком. Поглядев направо, налево, он з аш а г а л по двору, р азминая ноги. Стайка любопытных ребятишек в зобралась на заборы на противо положной стороне улицы. — Орыс чаачи,— ук а зыв а я пальцами на горбоносого, кричали ребя тишки.— Хызыл чаачи! — О чеод они гомонят, эти воробышки? — спросил тот широколи цего. — Они толкуют, что вы русский красноармеец... — Верно, милый человек! Я вижу, тут никого не проведешь... Д а и я припоминаю, что а а л этот мне знаком. Куда только не заносила по ходная жизнь! Вон ту хибару с тремя новыми тесинами в крыше пом ню. Правда, тогда вместо тесин чернела большая дыра. И хозяина помню. Бала гур , пересмешник. Все передразнивал этого... как его... ну, шамана. Он еще хотел что-то сказать широколицему парню, но тут послы шались быстрые шаги. Во двор не вошел, а в бежал Федор Полынцев. — Товарищ Жарков ! Петр Иванович! — вскрикнул он, бросаясь к приезжему. — Мил человек! К а к ты здесь? — Ж а р к о в обнял Федора. Кузнец тоже обхватил Ж а р к о в а руками, приподнял, покружил.— Кости слома ешь,— сквозь смех ск азал Ж а рко в , глядя уже не на Полынцева, а мимо, на улицу, где, кроме ребятишек, начали появляться и взрослые, с и зум лением наблюдавшие, к а к обнимаются только что приехавший хызыл- чаачи и этот Большой Федор: — Вот что, мил человек, зайдем в совет. Поднявшись по кривым ступенькам на крыльцо аалсовета, Ж а р к о в дернул за дверную скобу. Федор прошел за ним. Сели в прихожей на длинную скамейку, стоявшую возле закопченной стены. — Д а -а , аалсовет! — задумчиво покачал головой Ж а р к о в .— Больно тут неприютно... — Мне еще неприютней было, когда в первый раз ока зался здесь,— отозвался Полынцев. Ж а р к о в остановил серые гла за на лице Федора, подумал немного, стараясь понять смысл этой фразы, но так и не рассеяв недоумения, по лез за кисетом. Уже окутавшись зеленоватым махорочным дымом, про басил: — Рассказывай , как тут ока зался? И один или с семьей? — Со всем гамозом... Может, лучше пойдем ко мне? У одного ста ричка здешнего квартируем. Варюша обрадуется... — Можно пойти, мил человек. Только уж коли начали здесь, так здесь и договорим. Ты почему свою деревню бросил? Выжили? — Д а нет. Сам... Ж а р к о в Ждал. — Поджег я... Касьяна...— выдавил наконец Федор.— Все дотла... — Узнаю, узнаю Федора,— доносился из тучи табачного дыма голос Ж а р к о в а . И Полынцеву казалось, что он никуда не уходил из парти занского отряда. И вот теперь командир сурово отчитывает его за про ступок.— В Колтыке ты застрелил пьяного комэска, который подвел ваш отряд,— строжал голос Ж а р к о в а .— А его, такого-распротакого, суд жд ал . Помнишь? Я тогда тебе простил... Значит, не дошло до тебя, коли ты в своей деревне опять «сорвался»... Касьяна, значит, спалил. А дру- гих-то почто оставил? Там же много кулачья... * — Не мог я Касьяну за дела Фролки простить,— сж ал кулаки Федор.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2