Сибирские огни, 1968, №12

ревшей синей рубахе и заплатанных, протертых о седло штанах на бу­ ланом коне. Спина, круп и бока Мухортого покрыты рубцами, они гноятся. Он часто катается по земле, пытаясь унять боль, но рубцы саднят еще пу­ ще. Тогда Мухортый подходит к кобылице — к той, что с точеной шеей и мягкими, прохладными, слегка влажными ноздрями, вытягивает свою шею, поросшую буйной гривой, и кладет голову ей на спину. Так они стоят долго-долго и глядят перед собой глазами, не видящими ни хреб­ тов Хаза-тайги, ни озера Кюль-тасхыл. А видят они пастбища вокруг далекого аала и свой табун. Еще кобылица видит своего жеребенка, звонко скачущего на молодых копытцах, распустив хвост. Там, в родном табуне, был он с ней. А здесь его увели вон к тем земляным жилищам и убили. Потом возле каждой землянки пылали костры, и в воздухе р а з ­ ливался запах вареной молодой конины. А шкура ее детеныша и сейчас висит, сушится, распяленная между двумя сосенками. Увидев Серге, Мухортый плотно прижал к голове свое единственное ухо, глаза налились кровью. Он настороженно смотрел, как этот новый хозяин в блестящей коже идет к землянке мимо остатков косяка. И руб­ цы на спине жеребца горят огнем. Их оставила плеть этого человека. Каждый раз, как только Мухортый пытался повернуть табун домой, этот, в кожанке, набрасывал на него аркан, потом прикручивал к тол ­ стой сосне и пускал в ход плеть со свинчаткой на конце. Мухортый, ко- сясь на Серге, выгибает колесом шею, трясет головой, отчего грива и челка взлетают космами. Особенно страшным он становится, когда об­ нажает, как сейчас, желтые большие зубы. Всю жизнь они перетирали траву, но с каким злым удовольствием он рванул бы ими тело того, в кожанке. Кобылица трется о холку Мухортого мордой, успокаивает его. И он не бросается на Серге, который, проходя, не спускает с него глаз и правую руку держит за оттопыренной пазухой. Скот охраняют четверо верховых хакасов с ружьями. Опушка Хаза- тайги гудит говором проснувшихся и высыпавших из землянок людей. Горят костры, кипит в котелках и ведрах варево. Тут режут коня, по­ дальше свежуют быка, а в другой стороне — несколько баранов подве­ сили к лиственнице за задние ноги и сдирают шкуру. Вялится впрок р а з ­ резанное полосками мясо. Режут скот мужчины, варят тоже мужчины. Одеты кто во что. Н а одном — новый черный таар, другой — в вельве­ товой куртке, третий — в драповом пальто; кое-кто в вышитых хакасских шубах с воротниками из мерлушки. У костров собираются группами. Вот три качинца1 у шалаша, покрытого хвойными ветками, готовят кан — национальное блюдо из крови. А вон у землянки четыре сагайца варят суп-угре из баранины, бросают в котел для густоты поджаренный ячмень. Пар вкусно Щекочет ноздри. А возле конусообразного шалаша несколько шорцев обгладывают овечьи мослы, запивая обед пьянящим напитком — абыртхы. Четвертая группа лесных жителей, уединившись у своего шалаша, ест жирные бараньи шашлыки. Щеки вымазаны жиром. К аж д а я кучка говорит на своем наречии. Пожилой толстый кызылец разливает самогон, насмешливо косясь в сторону качинцев: — Только закусывают. Выпить-то нечего... А ты пей, палам ,— гово­ рит он парню лет семнадцати.— Согреешься... Все дружно хохочут. 1 К а ч и н ц ы , с а г а й ц ы , к ы з ы л ь ц ы , б е л ь т ы р ы , ш о р ц ы , к о й б а л ы — родоплеменные названия хакасов.