Сибирские огни, 1968, №12

созвучия или «скользящие» рифмы в духе Евтушенко и Ахмадулиной. Профессиональ­ ность — это, прежде всего, наличие собст­ венных творческих принципов и следование им. Дилетантизм — это неразборчивость. Далеко не во всех стихах новой книги «Позднее признание в любви» Зорин Яхнин удерживается на достигнутом уровне. Сра­ зу видна случайность, благостная мнимая «антипедагогичность» стихотворения «От­ цовская колыбельная» (отец разрешает сы­ ну — конечно же, тайком от мамы — лазить по крышам, драться во дворе, а потом «уд­ рать на гудящую стройку», где — разумеет­ с я— «степь полыхает кострами»). Точно так же сразу ощутим надрывный сентимент очередного стихотворения о подступившей седине... Не без сожаления приходится отметить, что и стихи, посвященные В. И. Ленину, его жизни в Шушенском, в общем, не вста­ ли в ряд значительных удач поэта. Добрые намерения автора несомненны, право этих стихов на место в книге — также: потреб­ ность в осмыслении истории нашей страны, нашей государственности очень велика сей­ час. Но как много в этих стихах общих, не самых точных слов! Перо поскрипывает медленно. Но что за встряска? Подсвечники качнулись медные В хоромах царских. Пока перо в руках у Ленина Но скоро, скоро У дарит по всему, что временно, «А врора». Не уверен, что слово «встряска» в первой из приведенных строф — лучшее в данном случае. Не очень, мне кажется, поэтически точен список «адресатов», по которым «ах­ нет» зади «Авроры»: «ахнет залп... по ску­ дости», — едва ли удачно сказано. А как понимать строки: Сколько Пушкиных Россией растеряно — Временно. Ой, российское горе не меряно — Временно. Отыщутся, что ли, какие-то «растерянные» в веках Пушкины, а горе, наконец-то, мож­ но будет, слава богу, измерить? В принци­ пе можно понять, что хотел сказать поэт, но сказал он об этом раздражающе при­ близительно, так что получился некий не­ внятный гул из гро'мких слов, и в этом гуле теряется и то свое, что хотел сказать Зо­ рий Яхнин... В целом книгу Яхнина можно признать интересной: в ней заслуживают быть отме­ ченными элегические интерпретации поэтом сказочных мотивов (стихи об Алеше-Попо- виче, Царевне-лягушке, Золотой рыбке), изящно и свободно пересказанная белым стихом «Легенда о Ховэко» (по мотивам якутских сказаний). Но поэту предстоит еще большая работа по совершенствованию своего профессионального почерка. Лишь в ходе этой работы станут ему всерьез по плечу темы широкого гражданского и исто­ рического звучания... У Арсения Семенова вышли в Хабаровске две книги стихов: в 1966 году — «Маятник» и вот только что, в 1968— «Монолог»1. Ме­ ня многое радостно удивляет в этих книгах. Ну вот, например, стихотворение «Пер­ вый снег» из книги «Маятник»: Мне слышался как будто шелест крыл. Я двери осторожно приоткрыл На улицу, где над землей летело Большое и медлительное тело... Чтоб выяснить вопроса существо, Я пристальней вгляделся в вещество, Что, снегу детства моего подобно, Садилось на ладонь мою удобно... И лексика, и своеобразная живописность этих строк сразу позволяют, во-первых, ощутить, что Арсений Семенов ни на кого из своих сверстников не похож, а во-вто­ рых,— увидеть, на кого он все-таки «по­ хож», у кого учится и чьим невысказанным заветам следует. И не обязательно читать стихотворение Арсения Семенова «Памяти Н. А. Заболоцкого», чтобы имя автора «Тор­ жества земледелия» и «Некрасивой девоч­ ки» само пришло на память. Что ж, мало кто из поэтов решается ступить в его оди­ нокий, по глубокой снежной целине проло­ женный след! Меня, конечно, легко поймать на слове: надо ли вообще ступать в след, ведь сказано, что идущий по следам никог­ да не будет самостоятелен! Боюсь, что эта истина сомнительна. Вернее — другое: осо­ знанный выбор учителя — важный шаг к определению собственной индивидуальности. У Арсения Семенова много сверстников в поэзии, которые ни на кого из «старших» не похожи: ни на Заболоцкого, ни на Тихо­ нова, ни на Светлова — но зато чрезвычай­ но похожи друг на друга. Да, конечно, порой зависимость хабаров­ ского поэта от любимого и боготворимого учителя приобретает характер прямых инто­ национных совпадений. Вот, например, строки Арсения Семенова, посвященные Юрию Гагарину: В тот самый час, когда тобой впервые Был выход в мироздание пробит, Сместились звезд гнездовья вековые. Сошли планеты со своих орбит... И сразу, конечно, вспоминается «Бетховен» Заболоцкого: В тот самый день, когда твои созвучья Преодолели сложный мир труда. Свет пересилил свет, прошла сквозь тучу туча, Гром двинулся на гром, в звезду вошла звезда... Таких «подобий» в стихах Арсения Семе­ нова — не одно и не два. Это — еще учени­ чество, любительство. И следовало бы, на­ верное, поэту быть построже в этом смысле к себе при отборе стихов для издания — тем более, что большинство в «Монологе» со­ 1 А р с е н и й С е м е н о в . Монолог. Хабаровск, кн. изд.. 196S.