Сибирские огни, 1968, №12

По существу, Сенечка тогдашний люмпен- пролетариат. Земное, людское — не призна­ вал и небесному не раз страшно и безог­ лядно дерзил. Единственная и беспредель­ ная любовь его — кони. И не важно, чья лошадь, ухаживает, следит за нею Сенечка, как за своей, ,нет у него другого более любимого дела, конь для него доро­ же людей, ибо давно убежден, что в люд­ ском мире «нету правды, нету совести». «Пока один,— рассуждает Сенечка,— жи- зешь по совести, а как вышел на мир — привяжут тя и поведут, поведут, куда не хочешь». Теперь ничего более он не жела­ ет, как жить одному: «Один-то, брат, ца­ рем, царем живешь! Возьми орла — птица непокорная. С голоду подохнет, да не по­ корится». Когда собрались беловодцы в поход, по­ клонился Сенечка миру и попргюил: возь­ мите! Зачем он это сделал? Ведь не нуж- на бергалу никакая обетованная земля, особенно в ее панфиловском представле­ нии? Взыграл в нем бродяжий дух, при­ влекли опасности похода, возникла сла­ бая надежда на перемены в своей жизни. И в этом поступке он остается самим собой. «А бергал придерживает лошадь. Одному свободнее. Бодро и чутко сидит он в седле. Не проронит ни слова. Все слушает, но не людей — от них он ничего не ждет,— ду­ ша его слушает дивную ночь. Много их, мертвых ночей, провел он один на один, да. эта совсем не такая. Она сулит что-то опять, рассказывает, как ребенку, жут­ кие, дикие сказки... Жизнь ломает эта ночь...» Вот и все — другого он и знать не хотел. И приглядитесь, как психологически верно и оригинально сказано об этом у Новосе­ лова — его влекли за беловодцами «жут­ кие, дикие сказки». А почему беловодцы — особенно практич­ ный Хрисанф настаивал — взяли Сенечку в поход, хотя хорошо понимали, что он чу­ жой? Они действовали по обыкновенному для прижимистого и расчетливого хозяина соображению: нужен Сенечка в походе, где главный транспорт — кони. Никто лучше Сенечки за ними не ухаживает, никто лучше него их не лечит. Да и сметлив, из­ воротлив бергал, в походных передрягах может оказаться полезным... Взяли с собой беловодцы Сенечку — это была их малая ошибка, которая, естествен­ но, оказалась связанной с большой, глав­ ной. Дело в том, что с самого начала не было у них согласия в решении вопроса: чего они ищут, куда идут? Один Панфил шел с открытой душой, "полный веры и ре­ шимости— выполнить обет, данный отцу, отыскать святую землю. А все остальные и дорогой продолжали размышлять, спорить, сомневаться. Хрисанф высказынал здравые идеи,' но такой веры в них, как у Панфила, у него не было, он довольно часто гово­ рил: не знаю, кто это знает и т. п. Это массовое несогласие в определении целей похода являлось отражением идейного кри­ зиса в староверческом движении, охватив­ шем в свое время часть русского кресть­ янства Другая их крупная идейная ошибка — это нетерпимость, пренебрежение к людям другой веры, к людям другой, не русской нации. Увидели они калмыцкий каравач и загорелись глаза: уж больно хорошие у них кони! Стали торговать — Не вышло. «Обидно стало: вдру: орда и на тебе — артачится!» Столкнулись в битве — коней даром забрали, а при дележе добычи Хри­ санф тяжко обидел Сенечку: лучшего, им самим добытого «отобрал у него вороного коня» и снова по.тем же хозяйским мотивам: рожей не вышел Сенечка, чтобы владеть таким конем. £енечка исчез и скоро привел мстите­ лей за разбой. Когда беловодцев потрепали калмыки, сразу все развалилось, исподволь зревшее разногласие прорвалось наружу Даже древ­ нейший, казалось, незыблемый обычай — слушать и почитать старших — был нару­ шен. Молодой Ванюшка не стал ожидать их слова-совета, что делать дальше, сам заявил, перебив старшего Назара: — Кого там разговаривать! Не поедем никуда! Покуль целы остались.. Куда еще? Дай бог выбраться!.. Взбунтовался и Хрисанф. Увидел крест над могилой Сенечки — он был убит в по­ следнем бою — и совершил святотатство: выдернул крест у предателя, и не остано­ вил его, как прежде, окрик Панфила. И простецкий молчаливый Назар произнес речь, которая кончалась: «Ну, куда без харчей?» «Ему казалось,— пишет автор,— что и слов не сЬнцещь сказать убедитель­ ней: нет харчей — нельзя идти». Даже ве­ личественный и всегда, находчивый старик Панфил уронил руки: «Отвернулись! Ухо­ дят! Потерял былук) силу, ни словом, ни голосом их не вернешь... Не отстать им от мира». Один Панфил уходит в пески и там поги бает. Новоселов талантливо запечатлел страни­ цу ушедшей России. Не той, которая сгнила .на корню, дворянскую, царскую, а той, ко­ торая бунтовала, искала, ненавидела ца­ ризм, ненавидела официальную, продав­ шуюся власти церковь. Стсит сравнить «Беловодье» Новоселова с романами П. М. Мельникова-Печерского о старооб­ рядцах Урала и Сибири — «В лесах» и «На горах»,— чтобы понять, какой значи­ тельный шаг сделал писатель в оценке это­ го явления русской жизни. Да, это была в свое время могутная ветвь русского бун­ тарства, она долго сохраняла свою силу и свою власть над душами крестьям, но не была перспективной, потому что сбивалась на поиски идеального царствия земного и небесного, не опиралась на реальные про­ цессы, происходившие в обществе. Старо­ верчество с течением времени становилось все более и более замкнутым, кастовым движением и, разлагалось, погибало не