Сибирские огни, 1968, №12

«Солнце поднималось над землей багро­ вым шаром. И побледневшая перед его ли­ цом лазурь, и до земли пронизанный луча­ ми-стрелами недвижный воздух, и пески, подернутые мертвой рябью,— все было за­ лито жарким золотом. Но не жизнь и ра­ дость, не смех и песни были в знойном молчании — то было великое молчание смерти. Она была близко, была разлита •всюду и, спокойная, открыто смотрела бе- ловодцам в глаза». И затем в самом конце повести одиноко­ го и умирающего Панфила обманывает ми­ раж, и снова та же благоухающая приро­ да, возвышавшая его в начале пути, теперь поглощает всего Панфила, его душу, его тело: «И так же, как вырос, ушел он в •холм. Пал на землю и затих». Неизмеримы силы природы Алтая, вели­ ка и необузданна еще ее мощь. Под стать этой силе — люди, живущие здесь. Почти каждый, поставленный на передний план повести, своеобычен и удивительно целен: Панфил, Хрисанф, Асон, Се: ечка, Анисим или молодые Ванюшка и Акулина... Эго ■кусочек старого Алтая во всех его перели­ вах, в его обычаях и нравах, в правде ха­ рактеров. Писатель сохранил его таким — диким и по-своему прекрасным, со стран­ ными верованиями и убеждениями и поэти­ ческими картинами его повседневной жиз­ ни. Здесь ушедшая Россия и для самого писателя, жившего полвека назад, Россия невозвратная, темная и страшная в темно­ те своей, но наша, и уже этим нам сего­ дня интересная. Панфил выполнял отцовский завет исто­ во и талантливо. Авторитет у него был огромный, потому что человек он редкий, сильный и яркий, умелец, каких мало, и к тому же философ, духовник, начитанный в старинных книгах. А Хрисанф — прямая -ему противоположность во многом. Нет, он тоже могутен, умен и храбр, он тоже готов искать заветное Беловодье, пока жив. Но он по натуре своей бунтарь, неисправи­ мый реалист, смотрящий на все с практи­ ческой стороны. Идеальное, которое уже овладело Панфилом, претит ему, и он, не скрывая и не таясь, говорит: «Разное мы ищем, Панфил... Тебе надо древние обите­ ли найти... А нам, грешным, обитель не на­ ходка, ежели она не там стоит, где надо». А когда на него насели: «Есть такая оби­ тель... Найти-то трудно, а надо найти» — Хрисанф ответил: «Дело доброе. А пошто Панкрат, покойник, не мутился?.. Земли вольные искал он — вот что». Смутно, но Хрисанф понимал индивидуалистическую природу общества, в котором он жил: «Для порядку много делают тяжелого, а как посмотришь — для себя же!» Кто-то из староверов предложил: «Нет нам места на земле, каторжные мы... Надо бы того... с повинной» — Хрисанф первый взорвался: «Шея у нас толстая, не погнется для поклону-то. Надо бы в пояс кланяться. А в пояс поклонишься — к ак бы лбом на­ чальника не зашибить. Кулак тоже может зазудеть не вовремя. Ишь народ-то весь какой...» А народ, действительно, был весь как на подбор. Асону же 79 лет, а он как дуб, и в сра­ жении, которое в пустыне непредвиденно состоялось, вел себя как воин сметливый и храбрый, был убит, потому что силы ока­ зались неравными. А молодожены Ванюш­ ка и Акулина тоже люди недюжинного здоровья и большой нравственной силы. Знал Ванюшка, что идут они на тяжкое дело, понимал, что могут его жестоко осу­ дить, и все-таки пошел на нарушение де­ довских правил и обычаев — тайно взял с собою в поход любимую девушку. Акули­ на ясно осознавала, что идет на небыва­ лую дерзость, что ее могут изгнать и ос­ корбить, но любовь и юная чистота помыс­ лов победили: тайно от родителей, одна снарядилась она в поход, тайно одна днем и ночью следовала за беловодцами и только далеко в пути — объявилась. Страницы, на которых рассказано, как развивались нежные взаимоотношения Акулины и Ванюшки, страницы, на которых с таким проник­ новением в особенности поведения каждо­ го участника изображаемого события рас­ сказывалось, как получили дерзкие юнцы согласие на брак и как их тут же поже­ нили,— пожалуй, лучшие в повести. Сколь­ ко в них тончайших переливов, скрытых чувств, разных мотивов в оценке небывало­ го события, а потом — торжество молодо­ сти, торжество мудрости Панфила, решив­ шего их судьбу по-человечески. И только мы успели пережить все драма­ тические, так благополучно разрешившие­ ся перипетии в жизни двух молодых лю­ дей, как узнали, что Акулина, эта с виду робкая, готовая всем услужить и угодить девушка, оказывается, убила человека, она убила Герасима, который давно преследо­ вал ее и едва не сорвал ее тайный побег из дому. Это, конечно, было не преднамерен­ ное убийство — она мужественно защища­ ла свою любовь, свою честь. «Беловодье» — это повесть высоких страс­ тей, религиозных, как у Панфила, практи- чески-житейских и бунтарских, как у Хри- санфа, и лирических, как у Ванюшки и Акулины. Пока разговор шел о своеобразии харак­ теров действующих лиц повести, о приме­ чательной пластичности и яркости их изоб­ ражения. Но есть в повести другие герои, которые сыграли в судьбе похода, пожа­ луй, решающую роль и тем самым позво: ляют с наибольшей ясностью раскрыть цель и смысл произведения. Бергал Сенечка — человек тоже необыкно­ венный и в чем-то страшный. Бежал он в горы от заводских порядков от заводско­ го палача, «скрытник» он, живущий одино­ ко и злобно. Ненавидит он все — и города и деревнюшки, где люди «от рождения до могилы копошатся в своих кучах: одни го­ лодают и дохнут, тогда как другие стоят над ними с толстыми ременными кнутами».