Сибирские огни, 1968, №12

цем в два ряда орденских колодочек у себя на груди.— Красная Звезда от Калинина за военные перевозки. Сегодня мой «Бостон» принимает в трюмы первый в своей жизни мирный груз. Представляю, как это ему непривычно: доски после ящиков со снарядами. Возможно, поэтому до­ ски и ложатся в трюмы не совсем так, как требуют грузовые правила? — капитан лукаво прищурился. — Мне необходимо самому посмотреть,— холодно сказал Околеш- ников. — О! Не подумайте, что я пришел к вам с претензиями! — капитан отрицательно махнул рукой.— Все улажено. Я переговорил с вашим бри­ гадиром, он очень толковый человек: У меня совсем другое. Просьба но­ мер два. Наверное, она покажется вам еще более странной...— капитан замялся в нерешительности. — Прошу ко мне в кабинет,— Околешников четко, через левое пле­ чо повернулся к двери. — Ваши движения выдают в вас старого строевика,— заметил ка ­ питан.— Флот? — Штаб стрелковой дивизии, хозяйственный отдел,— ответил Око­ лешников почти вызывающе: его начинала раздражать игра, затеянная солидным человеком.' Поэтому он и не сказал, что в 'шт аб попал после тяжелого ранения под Керчью: осколок пробил ему поясницу навылет, отчего походка навсегда стала строевой. — Д аж е и не знаю, как начать,— сказал мистер Лоунли, когда они сели по разные стороны обшарпанного письменного стола и заку­ рили; лицо его было серьезным, чуть-чуть даже печальным.— Стоит ли говорить вам о дружбе, связавшей наши народы, о совместно пролитой крови и так далее? Все это большие слова, но они так часто повторяют­ ся в газетах. Что касается меня, то я привязан к русским кровью в бук­ вальном смысле, той, какая значится в медицинских справочниках со всеми ее шариками и гемоглобинами. В сорок втором осенью меня по­ добрали после бомбежки в Баренцовом море. Из шестидесяти наших единиц до Мурманска в тот раз добралось только тридцать шесть. Я был почти безнадежен, балласт для флотского госпиталя, но в меня перелили полтора лигра русской крови, и мои ногти порозовели. Потом я всю зиму пролежал в Архангельске, но это уже был не аварийный ремонт, а ка­ питальный. Там-то я и выучил наизусть «Тамбовскую казначейшу». Тогда я и поклялся, что как бы ни оборачивалось дело, я навсегда оста­ нусь вашим другом. Видите, опять большие слова. Их надо превратить в дело. Как, каким образом? Пока шла война, все было просто, а те­ перь? Я много думал над этим — и все напрасно. Но вот вчера к нам на борт подали первую партию ваших досок. Я оглядел и ощупал их, и мне показалось, что одну из возможностей я нашел. Вам трудно сейчас, я знаю. Когда я шел к вам в контору, я видел, как обедали ваши люди. Они сидели на досках и ели черный хлеб всухомятку. А сам порт, а лес­ ной комбинат? Я уже не говорю о внешнем виде — сейчас не до косме­ тики. Сейчас для вас другое в аж н о— продать как можно больше леса. А у вас тут- сотня штабелей от силы, да и на те, как я узнал от лоцма­ на, не полностью найдены покупатели. Все это временно, конечно. Про­ сто из-за этой проклятой войны мир позабыл о таких вещах, как доски. Но вот-вот вспомнит, и тогда нельзя будет терять ни минуты. Тут-то я и ви­ жу свою возможность. В общем мне — лично мне — нужно штук восемь хороших лиственничных досок... Капитан выжидательно уставился в лицо Околешникову. Сморщив лоб, тот сделал последнюю глубокую затяжку и усердно раздавил оку­ рок о дно чугунной пепельницы.