Сибирские огни, 1968, №11

Он озирался во все стороны, но нигде не видел лошадей. — Тойон... Тойон... А почему ушел табун? — растерянно бормотал Сагдай. Он вскинул на Буланого седло. Но Тойон уже мчался прочь, словно ему не было никакого дела до табуна. Мчался туда, где девушки-батрачки пасли Хапыновых овец. Где табун? Где Сабис?.. Сын? Солнце греет по-прежнему, но Сагдаю становится очень холодно. Что это?.. Он видит беркутов, появившихся над степью. Стая их с криком летит за гору Хуу-Хыр. А ведь каждый пастух знает, что беркуты рады чьей-то беде в степи. Конь под ним уже втянулся в бег. Можно прибавить ходу! Сагдай взмахнул камчой. Он ехал по свежеистоптанному склону. Широкая, выбитая тысяча­ ми копыт полоса походила на русло реки, из которого почему-то вдруг ушла вода. А впереди оседала клубящаяся пыль. «Что там за ней? Что за ней?» — тревожно билось в голове Сагдая... Г л а в а вт орая — Но-о, Бурка, но-о, миляга! — негромко понукал хозяин. Лошадь и ухом на это не вела. Не спеша тащила она телегу. Ко­ леи тянули Бурку за собой, как два бесконечных аркана, а куда? Еще на рассвете, после ночлега у речки, заросшей топольником, Бурку обрядили в сбрую и впрягли в телегу. С того часа она и трет бока об оглобли. Ее стегают конопляными вожжами, и от них на пол­ ном крупе остаются темные полосы. На крутых спусках телега сама толкает ее вперед, так что хомут налезает на уши, а ремень шлеи впивается в бедра. Солнце перевалило за полуденную черту, но хозяин не дает Бурке передохнуть, остудить потную спину. Хоть бы ветерок набежал да об­ дул обмылье с Буркиных боков... — Ма-ам, воды-ы! — тянет жалобный голосок девочки лет десяти. — Потерпи, потерпи, доченька,— сугвечает женщина, наклоняя к ней пухлощекое лицо.— Воды у нас на донышке, а путь не близкий... Руки ее, обнаженные, округлые, без' усилий приподнимают девоч­ ку и укладывают снова, поудобнее. — Говорила тебе, Федор,— сокрушается женщина,— давай оста­ новимся, наберем воды. А теперь вот Зойка мучается... на глоток оста­ лось, и то беречь приходится — мало ли, сколько еще времени проедем. Федор наклоняется к дочке и шутливо щекочет ей шею окладистой рыжей бородой. Зойка, которая обычно в таких случаях хохочет и взвизгивает, на этот раз только грустно сказала: — Хоть глоток, тятя. Ну, один глоточек! Федор оборачивается к жене. — Ладно, Варя,— трогает он ее за горячий локоть.— Может, скоро где и попадется ручей... Девочка, худенькая, белокурая, кривит запекшийся рот. Варя хочет чем-нибудь отвлечь Зойку, чтобы она хоть на несколько минут забыла о жажде. — Во-он, Зойка, сколь беркутов... Ишь, прыгают,— показывает она влево, под бугор. Федор глядит туда же.