Сибирские огни, 1968, №11

— Да-а , «помочь»! Сколько заработала? — одной половиной лица улыбнулся Федор. — А ты сам, Федя, сколько? Оба засмеялись. Прибежала Зойка, вертя головой. Две белесые косички на затылке у нее дрожали , как хвостики. Глаза быстрые, и то в них словно солныш­ ко сияет, то будто тучка бродит. Затормошила отца и мать: — А мне Марик колечки показывала. Блестят... Тятя, мы совсем приехали'? Федор, слегка отодвинувшись от Вари, молча потрепал Зойку по льняным волосам. Мать ответила: — Нет, доченька, еще далеко нам ехать. — Тятя, а, тятя? — снова подергала его Зойка за рукав.— Давай поедем домой... Дедушка... Вскинулись разлатые брови Федора, дрогнули кончики щетинистых усов. Он прижал Зойку к себе, она примолкла. Варя провела рукой, на которой все еще оставались красные пятна, по глазам, будто удаляя соринку. — Ъеги, доченька, играй,— отстранил от себя Зойку отец. Зойка знала-, отчего отец стал вдруг угрюмым. Нечаянно вырва­ лось у нее то, о чем в семье знал каждый про себя, но не говорил. Зойка пошла через двор, оглянулась. Мать и отец сидели будто каменные. Солнце за аалом совсем опустилось на степь, и лучи от него про­ тягивались теперь снизу вверх. Оно как бы выстреливало их пучками в покоробленные, сухие, как порох, крыши а а ла и в сизые облака, что начали вечерний перелет. Вот одно облачко закровоточило подраненным боком и словно замедлило полет. А солнце-охотник не знает жалости. Палит в несчастное облачко да разворачивает и без того глубокую и широко багровеющую его рану. — Помнит Зойка дедушку... Жалко , я опоздал,— тихо проговорил Федор.— Подлец Харбинка!.. З а что он его? Варя придвинулась к мужу, положила ему руку на плечо. — Павла Васильевича теперь не вернешь... — Ладно, Варя,— осторожно снял ее руку Федор. Варя поняла, что мужа нужно оставить одного. Коснувшись щекой волосатой его щеки, она вошла в избу, загремела там посудой. «Домой...— повторял Федор в уме просьбу Зойки,— Нету того дома, доченька. Туда не вернемся...» Далеко-далеко, в молодость, в детство увели Федора прихлынув­ шие воспоминания... «Федя-Медя» — дразнили ребятишки на руднике «Улень» рыжего сынишку пожилого рудничного мастера по кузнечному делу. Перестали дразнить после того, как Федя самостоятельно выковал себе коньки- снегурки на зависть всем тамошним подросткам. Рудник они с отцом покинули после того, как умерла мать, а сам отец з!аболел чахоткой. Приехали в большую пристанскую деревню на берегу Енисея, нанялись к Самохвалову, метившему в купцы. Отец сна­ чала за пчелами на пасеке ходил, а как окреп на вольном воздухе, по­ ставил Савохвалову мельницу на небольшой речке. У Федора уже усы пробиваться стали, да не в том дело. И Фролка, его одногодок, сын Самохвалова, мог защипнуть свой ус над верхней губой, но Фролка был более хлипким. А Федьку сила распирала. Лет до пятнадцати был