Сибирские огни, 1968, №11
ву и увидел: в дверях стояли Хоортай и Варя. Они слышали последние слова и Пичона и Федора. Кузнец шагнул к старику: — Так это ваш внук?.. Мы его подобрали, везли на телеге. Вот она,— ука з ал он на жену,— перевязывала его... Хоортай ничего не ответил, только поднял подбородок. Встретились две пары глаз — синие, откровенные в своей глубине, но мятущиеся обидой, и черные, опечаленные, но внимательные, все замечающие. — Вы, дедушка, верьте нам... ему,— Варя кивнула на мужа. — Пригрел этих русских на свою беду,— упрекнул Хоортая по- хакасски Пичон.— Увези внука. Умрет — придешь за справкой... Старик побледнел и стукнул палкой об пол: — Умрет? Сабис? О-о! Мой палам будет жить,—-'прохрипел он. — Ладно, смотри, если помрет, на меня, Советскую власть, не пений. — Так не отдадите к а р абин ?—опросил Федор. — Не могу. Д л я вашей же пользы.— Пичон встал. Полынцевы поняли: разговор окончен. — Варюша,— повернулся кузнец к жене,— такое дело... Пойдем отсюдова... Толпа возле ограды аалсовета нисколько не поредела, а женщин д аже прибавилось. Звенели монетки на косах. Тут и там мелькали сар жевые когенеки и черные платки с вытканными и вышитыми крупными алыми и красными цветами. — Бедный Сабис! Говорят, его сильно покалечили? — Да. Такое несчастье произошло с сагдаевым сыном, такое не счастье... — Какие жестокие люди, эйлер!1 Они, что, собирались угнать все косяки Хапына? — Может, и собирались. Этот орыс, наверно, хотел сам сесть иа Солового... — Однако, где Соловый? — спрашивала круглолицая Онис, жена пастуха Пулат а .— В телегу у них запряжен худой конь... — Кто их знает, куда они его девали. А бабу с ребенком бандит возит из хитрости, для отвода глаз. Так люди не догадаются. — Нет, эйлер, не могу я этому поверить,— упорствовала Онис. — Ты, Онис, молчи,— перебила ее пухлая, ра знаряженная в цве тастое платье жена Хапына, Тапчи.— Русские — они хитрые... Вдруг по толпе прошло движение, раздался глухой ропот. Русские показались на крыльце. Все повернули к ним головы, разглядывали. Рыжебородый мужчина стоял прямо, его голова почти касалась навеса над .крылечком. У женщины растрепались волосы, и она смущенно, под взглядами собравшихся, поправляла их. — Мына, мына! — кричал Ойкан. На крыльцо вышел Пичон, обратился к толпе по-хакасски. «Мылтых чогол»,— повторил он несколько раз, ука зывая на Федора. — Видите,— повернулся он к Полынцевым.— Едва успокоил, ск а зал, что ружья у вас больше нет... А Хоортай все еще сидел около внука в прихожей аалсовета. Думал о своей жизни. Семьдесят лет Хоортаю. Многое видел он на своем веку. Помнит хорошее и плохое. Плохого было больше. Сейчас реже стал вспоминать Хоортай свою старуху Татью, которую свез пять лет н а зад на кладби ще, к подножью Хара кургена — Черного курган.а. Было у них тринад 1 Э й л е р — почтительное обращение женщины к женщине.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2