Сибирские огни, 1968, №11
возвращ алась к «Елке». Это, действительно, лучший рассказ в сборнике, та мерка, по которой, видимо, и надлежит Геннадию П а дерину — признанному очеркисту — мерить себя как детского писателя. В пяти рассказах книжки, несмотря на различие во времени и местах действия, есть немало общего. Сюжеты разные и ха рактеры ребят разные, но одна черта объ единяет юных героев, которая, собственно, и лежит в основе каж дого из рассказов,— выдумка, часто дерзкая и неожиданная, и неуемное стремление обратить эту выдумку в реальность. Д в а Кольки — Пирогов и Шерементов,— чтобы доставить радость избитой ф ашиста ми и скрывающейся в сыром подвале девоч ке, крадут из-под самого носа штабных ча совых вершину елки, припасенной для ге неральской встречи Нового года, чем до ставляю т немалое беспокойство оккупан там («Елка»). Кешка Ретин, услышав предложение учительницы потолковать с глазу на глаз с собственной совестью, немедленно по при ходе домой из школы вывешивает на две рях квартиры объявление: «Совись, пригла шаю тебя зайти, надо потолковать зглазу наглас» («Совесть, назначенная домоуправ лением»), Кланька употребляет кирпичи, предна значенные для печки, на призывающую к миру надпись, выложенную на крыше дома, чтобы видна была из проходящих поездов («Кланькина придумка»), Серега и Митька принимают бульдозе риста Петра Невмывако за колдуна и вы слеживаю т его («Колдун»). Наконец, в последнем рассказе Игорь и С анька, задум ав написать письмо в двух тысячный год, разными правдами и неправ дами пытаются добыть денег для фотоаппа рата «Зоркий-10» («Письмо двухтысячному году»). Д остоинства выдумки определяют, в ко нечном итоге, и достоинства рассказов. Все дело, оказывается, в том, насколько ф анта зии героев жизненны и значительны и на сколько правдиво изображ ено автором их претворение в жизнь. Мы проникаемся живейшим участием к двум Колькам не только потому, что зате янное ими предприятие рискованно и опас но и может кончиться для них даж е ги белью. Но и потому еще, что, будучи в иной ситуации опасным озорством, в той ситуа ции, которую , изобразил Г. Падерин, ребя чья затея имеет возвышенную, гуманную цель. Ч и тател ям— и юным и взрослым — приятно, что- девятилетняя Светка-парти- занка, радуясь елочке, хоть на короткие ча сы забудет о страшной боли в избитом, из ломанном теле, а ее мучители в это время вместо ож идаемой радости будут беситься и негодовать и, возможно, замирать от лип кого страха при мысли об орудующих под самым носом партизанах-невидимках. И, должно быть, потому, что пишет ав тор о большом, настоящем — о ненависти к захватчикам , о сострадании, дающем тол чок к подвигу, о гуманизме, объединяющем - людей,— пишется ему хорошо, и каж дая деталь, д аж е.б о р о д а в к а на носу ф ельдф е беля Ганса, выглядит убедительно и пред ставляется необходимой. Конечно, нет ничего невероятного и в том, что маленькая К ланька подговаривает подружек по-своему распорядиться кирпи чом. Девочки, о которых идет речь, еще не вошли в школьный возраст. Уже самая воз можность написать о мире, который побе дит войну, да так, что об этом прочтут многие взрослые, должна представляться им крайне заманчивой. Видят они и то, как любовно выкладывают вдоль выемок ж е лезнодорожные рабочие из кусочков побе ленных кирпичей или гальки различные доб рые надписи-лозунги. Дети вообще склонны к подражанию . Так что, повторяю, в самом факте, взятом за основу рассказа, сомне ваться не приходится. Сомнение вызывает другое — реакция взрослых людей, женщин, на ребячью за тею. Голоса тех, кто предложил «пору шить» содеянную детьми «красоту» и на править кирпич пб назначению, на изготов ление общественной плиты, тут ж е заглуш а ются иными: — Плита — плитой, а зачем детское ру коделие охаивать? Кирпич, понятная вещь, денег стоит, так сбросимся по какой там трешнице, альбо пятерику,— говорит тетка Кудриха. И все хозяйки хором поддерж и вают ее: «Сбросимся». Не помогает и аргумент Кланькиной м а тери, что «вся эта наглядная агитация до первого снегопаду». Женщины тут же ре шают, что установят деж урство — по оче реди обметать с кирпичей снег, А когда Кланькина мать напоминает о ветхости железной крыши, ее снова побивают в споре: — П лах привезти да и настелить вдоль всех букв,— придумала Анна Ивановна.— По плахам и ходить. Только и дела . Женщины не сдаю тся и после того, как мать Кланьки говорит им, что летом на крашеной суриком крыше кирпичи не. раз глядишь и в бинокль. Они заявляю т, что побелят кирпичи с одной стороны и будут надпись дваж ды в год переклады вать— то белой, то красной стороной, смотря по се зону. Если бы писатель ставил себе целью са тирически высмеять грошовую демагогию духовно убогих людей, рядящихся в тогу ярых поборников злободневных политиче ских лозунгов,— все это нагнетение нелепо стей можно было бы понять. Однако и предыдущее, и концовка рассказа опровер гают предположение о сатирическом умыс ле автора. Речь, видимо, идет все-таки о нормальных наших ж енщинах из семей ж е лезнодорожников. О тех самых ж енщинах, которые пуще всего на свете не хотят, что бы война поломала жизни их детей и от няла мужей, как, вероятно, отняла у мно
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2