Сибирские огни, 1968, №11

за ж а в под мышкой свои ружьишки, снова уходят в лес. Еще более характерна новелла «Михеич». Бои в окружении, ослабевшие от голода, истощения и болезней люди, ополовинев- шие взводы, непрекращ ающиеся бомбежки и артобстрелы и лишь одна команда «Стоять!». Подвиг совершает здесь эскад­ ронный повар Михеич, но его поступок из разряда таких, за которые наград не д а ­ ют, а говорят лишь одно: так и положено. Просто пожилой, неразговорчивый Михеич, исхитр'яясь, как только можно, честно и самоотверж енно несет свою нелегкую по­ варскую службу в окружении и кормит к а­ заков д аж е тогда, когда единственным доступным «провиантом» остается лишь ки­ пяток да лесная ягода. Человек и на войне остается человеком, и одни не вы держ ива­ ют испытания на прочность, а другие выхо­ дят из них еще более нравственно окреп­ шими. Книга «На фронте затишье» пронизана характерным для В. С апож никова пафосом утверж дения человечности. Вот почему, не­ смотря на насыщенность описаниями б у д­ ничной армейской жизни, порой до преде­ ла ж естокой, в книге нет и следа натура­ лизма. Тем более, что реалистические бы­ товые новеллы («Михеич», «Козловский», «Пленные») В. С апожников чередует с такими, в которых суровая проза войны вы ­ тесняется романтикой любви, затаенной солдатской мечты о будущей счастливой жизни («Белые кони», «В Ж уравлях», «Башмачки», «Родны е ветры»), «А я думаю , всякой сволочи, наоборот, меньше будет. С трож е теперь должны чис­ тоту наблю дать»,— говорят казаки, воз­ вращ аясь домой. «Чистоту наблюдать...» Очень резко и сурово тема эта звучит в рассказе о К оз­ ловском, прожж енном цинике в отношени­ ях с ж енщинами. В облике Козловского писатель показал чуждый ему тйп челове­ ка, для которого в любви нет ничего свя­ того. Колоритна речь Козловского, пестря­ щ ая полублатными, вульгарными фразами: «Хочет он поразведать землячку помоложе, давно бабьего духу не нюхал»; «Приходи­ лось и воровать.'’ Я к соседке на чердак лазил, когда муж на работу уходил... Ну, ‘ значит, поговорили и забыли». Речь К озловского точно передает внут­ ренний мир этого циника и а моралиста. Но концовка рассказа вы зывает возраж е­ ние, она — явная дань литературной моде. Козловский, совершивший самое тяжкое преступление на войне rf уже отданный в трибунал, неожиданно морально оправдан автором: «под занавес», рискуя жизнью, Козловский спасает раненого Арбузова, ко­ торому незадолго до того он же грозил расправой. Эти перемены ничем не объяснены, и на­ рочитая усложненность характера героя вредит худож ественной цельности рассказа. Мы не хотим сказать, что в жизни так не бывает или тема внезапного нравствен­ ного переворота не заслуж ивает внимания писателя, но очевидно одно: в рамках до предела сжатого, новеллистического ж анра эта тема не получила убедительного худо­ ж ественного решения. Более удачны в по­ вести рассказы иного ж ан р а — романтиче- ски-героические. П ож алуй, из всех романтических расска­ зов В. С апожникова «Белые кони» наибо­ лее удачны. Здесь хорошо передано о б ая ­ ние только что зародивш егося чувства, тот неповторимый душевный настрой, когда д е ­ вушка готова ради любимого перенести все тяготы и невзгоды, лишь бы быть рядом с дорогим й единственным человеком. И сам тон повествования, элегически грустный и тревожный, органичен для писателя. И стория санинструктора Риты ,трагически оборванная ее смертью, заканчивается щ е­ мящей сердце нотой: «Белые кони, белые кони!.. Где вы, белые кони?..» Новелла «Затишье», как и другие рас­ сказы В. Сапожникова, внешне несложна. Н а фронте — затишье, эскадрон отдыхает; офицеры по случаю пьют спирт, радуются возможности сходить в баню, мечтают... Идет обычная ж и зн ь— получают приказы и просто, деловито, по-будничному их вы ­ полняют. Этот привычный, сложившийся быт нарушен прибытием нового офицера, бывшего адъю танта командующего корпусом лейтенанта Пухова. «Такой выправки мы сто лет не видели»,— замечает рассказчик. Через некоторое время бойкий и щ еголева­ тый Пухов, оказавшийся неплохим боевым командиром, отличился, а затем был снова отозван в штаб. Обычный фронтовой эпи­ зод и, как всегда у В. Сапожникова, ника­ ких батальных сцен. Но в небольшом рас­ сказе столько нюансов и очерченные харак­ теры настолько серьезны, что стоит оста­ новиться на нем несколько подробнее. Преж де всего — Пухов. Размыш ляя об этом «белоснежном адъютантике», капитан Голосов недоумевает: «Одного не пойму: зачем он попросился в боевой эскадрон? Чинами и наградами штабников тож е не обижают. Что ему у нас надо?» Д ействи­ тельно, что? Во всей . манере держ аться у Пухова сквозит определенная тенденция, жизненная философия. Он насмешливо встречает слова Голосова о «Ваньке-взвод- ном, который за все в ответе». Кто-кто, а он «Ванькой» не будет. У Пухова активная жизненная позиция умного эгоиста, он умеет взяться за выигрышное дело, про­ вести с блеском боевую операцию и в з а ­ вершение ловко подать себя. Пухов сам вы зывается на ночную вы лаз­ ку вместо лейтенанта Седова (Седов — по­ жилой человек, говорит он, ему трудно ид­ ти по снегу) и берет всю ответственность на себя (вместе с будущей славой). И дей­ ствительно, операцию, которую всю до мело­ чей рассчитал капитан Голосов, Пухов про­ вел блестяще: ни одной потери и тридцать пленных. И характерная «портретная д е­ таль»: «Полушубок у Пухова был грязен, изорван. Ш апку он потерял- во время а та