Сибирские огни, 1968, №11

мистр, великий умелец строить потешные рожи и рассказы вать анекдоты для избран­ ных. Шут-ротмистр- ночевал обычно в одной из квартир атамана. Был у него и палач — некий пан Л еван- довский, с которым он обходился по обык­ новению очень учтиво. По утрам, вс,тречая его, приветствовал на польский манер дв у ­ мя пальцами и спрашивал, что слышно от пани Л евандовской, торговавш ей в Омске спичками. Ну, а что он готовил земле, на которой жил? Семиречью? Н а одной из страниц дела утверж дается, что Анненков строил планы создания своего независимого «государства»: «Занять Вер­ ный, организовать новое казачье войско и стать диктатором, не подчиняясь никому». 9 Человек, которого общество посылает в суд с широким обязывающим мандатом об­ винять от его имени, призван выразить то, что общество видит в деле, чего хочет, чего ж дет от суда. Видит, хочет и ждет. Он, этот общественный обвинитель, заним ает место за одним столиком с прокурором — справа от судей и, подобно прокурору, черпает м а­ териал для своих выводов из бумаг следст­ вия, из жизни, наблюдаемой и творимой в суде. В деле Анненкова ноша общественного обвинения была поделена между тремя представителями четырех губерний — А лтай­ ской, Новосибирской, Дж етысуйской (Се- миреченской), Семипалатинской. Триумви­ рат обвинителей — М устамбаев, Паскевич, Ярков — превосходно знал, что именно ви­ дело общество в деле Анненкова, чего оно хотело, чего ж дало от суда. К аждый из троих не только побывал там, где жила правда об анненковской деспотии, но и з а ­ пасся богатейшим багаж ом сведений, соци­ альных, политических, чисто военных о бе­ логвардейской контрреволюции, колчаков­ щине, интервенции, атам анах, о начале и конце анненковщины. Обвинители от об­ щества хорошо знали мемуарную литерату­ ру-— записки и дневники В. Болдырева, А. Будбергз, К. С ахарова, М. Ж анена, пи­ кировку М. Ж анена с А. Ноксом, новейшие труды советских исследователей, читали пе­ риодику русской белой эмиграции. М устамбаев сетовал в речи на собствен­ ную беспомощность в вопросах права, но вот он формулирует юридические основания ответственности Анненкова и — какая при этом удивительная свобода мышления, к а­ кие знания! — Мы судим Анненкова не за убеж де­ ния,— Заключает он в этой части своей ре­ чи.— У нас есть еще, к сожалению, немало старичков, которые никак не могут рас­ статься со своими сладкими мечтами о вос­ становлении монархии. То великий князь Николай Николаевич, то Кирилл, то еще какая-то третья ублюдочная фигура видит­ ся им на опустевшем российском престоле. Этих мечтателе’й судит сама жизнь и она переубедит их, переупрямит. Повторяю , мы судим Анненкова не за монархизм в мыс­ лях, платонический, мечтательный.' Мы су­ дим его за монархизм, конкретно прояв­ ленный в действиях, за действия по восста­ новлению палочного режима... Прокурору не надо было учить своих кол­ лег азам истории, политики, права и д аж е искусству, тактике и такту следственного допроса — многое они знали сами и много­ му учились по собственному почину. Не к ним, а от них шла помощь. Н а судейском столе, на скатерти, крас­ ной, как боевое знамя, и так же, как знам я, отороченной ткацким золотом — четыре т я ж ­ ких тома, эпопея, вышедшая из-под пера следователя по особо важным делам. Мус­ тамбаев, Паскевич и Ярков предложили но­ вый, более щедрый сведениями, изустный вариант этой эпопеи, выявив и назвав про- курору, а через него и составу Коллегии, более ста новых свидетелей, частью уж е прибывших в Семипалатинск. Коллегия по­ становила допросить сверх досудебного списка еще 99 человек, и эта нетронутая целина исследования стала главным моти­ вом процесса. * * * Пока я писал эти страницы, я постоянно чувствовал возле себя биение двух сил, ви­ дел два мира, над моей головой скакали и стреляли красные и белые. Ум, опыт, наитие, перо моего собрата —• следователя выявляли и воссоздавали толь­ ко одну силу, неправую, виновную, казни­ мую, силу прошлого, само прошлое, если го­ ворить в общем значении. Но другая, пра­ вая и победная, сама вторгалась на его страницы, и хотя о ней писали другие и в других книгах, другими словами, она искала своего места и здесь. И здесь было ее место, ее кровь. Здесь она судила. Кровная наша — это и есть Советская власть. Кровная потому, что она от нашей плоти и еще потому, что большой крови стоила она нашим людям.