Сибирские огни, 1968, №11

которого чутко отзы валась на малейшую убыль в отряде. Председатель суда видит это. и так неумолимо и плотно припирает каптерщика, что тот, наконец, сдается:— Было. Ставили казаки казаков к стенке.— Что скаж ет на это подсудимый Анненков?— спраш ивает председательствующий. Аннен­ ков поднимается и. говорит:— Так это ж Слизняк, пустышка! Д а, да, я сознаю, я не вправе аттестовать свидетеля, но поймите... В отряде он был соглядатаем, тайно осве­ домлял контрразведку о красных настрое­ ниях. Мы не трогали -инакомыслящих, две­ ри казарм и эшелонов были открыты для их ухода, но... И еще одна подробность: после меня атаманом для свидетеля стал Меркулов. К аптенармусу не хватило войны. Он еще около года дрался с Советами на Д альнем Востоке. Ж илетка на нем красная, а вот какого ц в е т а ,его убеждения? Я не могу доверять его показаниям... Анненков иревосходил самого себя. Чтобы бросить зловещую тень на каптенармуса, он заго­ ворил на весьма рискованную для себя те­ му о красных настроениях, признавая, что они выслеживались в отряде. Не помню точно, в тот ж е день или на следующее ут­ ро свидетель вручил председателю заявл е­ ние — я знаю об Анненкове больше, чем сказал, допросите еще раз. И вот перед судьями снова тот ж е замаянный человечек g плотницким карандаш ом за ухом. Все ж дут чрезвычайных сообщений. Пересказав свои первые свидетельства, каптенармус д о­ бывает из карм ана записную книжку. И тот­ час ж е в зале раздается вполне отчетливый, хотя и негромкий звук. О ткуда это? Свиде­ тель ежится, косит глазом на скамью под­ судимых. Я делаю то ж е самое и вижу очень бледное лицо Анненкова, его харак­ терную ухмылку молчаливого бешенства из-под крашеных усов и в наступившей ти­ шине слышу, как он повторяет одно, незна­ комое мне, нерусское, быть может, просто ж аргонное слово. Свидетель воспринимает это слово, как удар хлыста. К аж ется, он стел еще меньше и на требование председа-. теля продолжить рассказ с решимостью от­ чаяния крутит шеей:— Ничего больше не знаю. Не знаю, не знаю... Слово, нагнавшее на свидетеля, столько паники, в протокол, я думаю, не попало. Не буду скрывать, мне очень хотелось доискаться до его смысла. И вот после приговора в скверике у теат­ ра — суд шел в театре имени Л уначарско­ г о — я вел со свидетелем тихую довери­ тельную беседу. Но стоило мне придать своему любопытству форму прямого вопро­ са, как все мгновенно переменилось. Свиде­ тель поднялся, глядя на меня затравленно и ж естко:— Зачем вам это слово?— лицо его вы раж ало ож идание и страх.-—Не ваше это дело, не- ваше, не ваше... Он плакал; Отворачивался и прятал свои слезы. Это была истерика. Он и теперь еще боялся Анненкова... Каким ж е было это слово? Чем страшило оно тех, кто разделял ког­ да-то дороги атам ана? Прямого ответа на этот вопрос бумаги, естественно, не сохранили. Но вот одна догадка представляется достойной внима­ ния. Анненковскую контрреволюцию суд изу­ чал, исследовал поэпизодно, условно рас­ членив ее во времени и пространстве па восемь самостоятельных кусков. Один из эпизодов участники процесса называли «прощанием». Здесь виделось каменное ок­ но Дж унгара, последние русские версты, последние приграничные пикеты. Граница делит армию надвое: одни' идут с Анненко­ вым на чужбину, другие поворачивают об­ ратно к родным старым гнездам. Прощание с Россией. «Все уничтожено...— писал Анненков в «Колчаковщине».— Один за одним, в пол­ ном порядке, с песнями, с музыкой уходят полки из деревни... Первыми и последни­ ми... идут самые надежные. В середине — артиллерия и мобилизованные. Куда идут, никто не знает, д аж е начальник штаба. Продуктов на десять дней. Особенно труд­ но уходить драгунскому полку, 'сформиро­ ванному из этого ж е района, уж е признав­ шего Советскую власть... Слышится при­ каз атам ана: «Полкам оттянуться друг от друга на две версты!». Полки оттянуты, теперь они уж е не видят друг друга. Остановка. К одному из средних полков подъезж ает атаман, приказывает: спешиться, снять все оружие, отойти от оружия на 600 шагов. Все недоумевают, но исполняют приказ без пррмедления. Личньщ конвой атам ана — между без­ оружным полком и оружием. Атаман мед­ ленно подъезж ает к полку: — Д в а с половиной года мы с вами д р а ­ лись против большевиков... Теперь мы ухо­ дим... вот в эти неприступные горы и будем жить в них до тех пор, пока вновь не на­ станет время действовать... Слабым духом и здоровьем там не место. Кто хочет оста­ ваться у большевиков, оставайтесь. Не бой­ тесь. Будете ж дать нашего прихода. От нас же, кто пойдет с нами, возврата не будет. Д ум айте и решайте теперь же. Грустные стоят они: оставлять атамана стыдно, бросать родину страшно. Разбились по кучкам. Советуются. - Постепенно образовались две группы. Меньшая говорит: — Мы от тебя, атаман, никуда не уйдем! Д ругая, большая, говорит: — Не суди нас, атаман, мы уйдем от тебя... Но мы клянемся тебе, что не вста­ нем в ряды врагов твоих. Плачут. Целуют стремя атамана... Оружие уходящих уложено на брички. Последний привет, и полк, двумя толпами, уходит в противоположные стороны, на восток и на запад». Судьбу обезоруженных Анненков не про­ слеживает. Это делает другое лицо; Д. Матрон, следователь по особо важным делам.