Сибирские огни, 1968, №11

одно слово: «Колчаковщина». И этим все сказано. Он сам приковал себя к колесни­ це омского ставленника, был колчаковцем, монархистом чистейшей воды .’ О чем бы ни решали в Омске — о воен­ но-полевых судах, о добровольцах, о де­ нежном обращении — и кто бы ни решал — сам Колчак, его государственный совет, главный интендант или даж е главный свя­ щенник — все это с чуткостью мембраны воспринималось штабом Анненкова, стано­ вилось приказом, типографской буквой, и на верблюдах, на лош адях отправлялось эстафетой во все уголки Семиречья. — Но ведь Анненков не принял от Кол­ чака предложенного ему генеральского чи­ на? — возразит читатель, знакомый с про­ цессом по сообщениям печати.— Р азве это не ж ест неприязни и самостоятельности? Нет, конечно. К ак выяснилось на суде, в отказе Аннен­ кова было меньше всего борьбы и вызова. Он попросту колебался. Звонок Иванова- Ринова из ставки прозвучал в его штаб- квартире в один из первых дней диктатуры Колчака и мог означать только одно: при­ глашение в опричники. Анненков, воздер­ ж авш ийся от поздравительной депеши в а д ­ рес «искателя трона», выжидал, присмат­ ривался и, растерявшись от неожиданного благодеяния, ответил «крылатой» брава­ дой: «Я бы хотел получить генеральский чин из рук государя императора».: — Ну, а позже? —спрашивали Анненкова в суде.—Вы отвели милость Колчака, а позже? Кто ж е сделал вас генералом? — Колчак. — Н е странно ли однако? Вы уклоняе­ тесь от традиционной, по ваш ему вы раж е­ нию, обязанности поздравить Колчака с приходом к власти, а он откры вает для вас двери своего генералитета? — Я не был один. Поздравлений не при­ слали такж е атаманы Д утов и Семенов.. Но обстановка прояснилась и... пришлось.. — Что именно? — П ослать поздравления. — Это сделали все трое? — Н асколько мне известно, да. Не только переиздания приказов Колча­ ка, но и все другие, собственно анненков- ские сочинения, что собрались в отдельном приказном томе, говорили суду о том, что Анненков плыл в общем ф арватере контрре­ волюции, сибирской и несибирской. Мало с кем деля власть в своем обширном феоде, он словом и делом утверж дал объявленную «верховным правителем всея России» поли­ тику беспредельного, а порой и бессмыс­ ленного белого террора и даж е разъяснял политическое «кредо» Колчака: «Прави­ тельство идет по пути, указанному адми­ ралом Колчаком при его вступлении в уп­ равление», сказавшим тогда, что он «не пойдет ни по пути реакции, ни по гибель­ ному пути партийности»...1 Анненков приказом запретил пьянство в отряде. Но самогон и после этого лился 1 Д ел о , том 3, приказ от 7 м ая 1919 г. рекой. Тогда последовал другой приказа замеченных в пьянстве судить военно-по­ левым судом не за пьянство, а за неис­ полнение приказа атам ана. Он пытался из­ водить курильщиков опиума, расстреливал кокаинистов. Крайние меры шли от чув­ ства страха перед растущим напором крас­ ных войск. У красных, по ту сторону фронта, гаран­ тии порядка и законности считались усло­ вием победы. Там ж ила и повелевала страстная ленинская мысль-убеждение: «Чтобы до конца уничтожить Колчака и Деникина, необходимо соблюдать строж ай­ ший революционный порядок, необходимо соблюдать свято законы и предписания Со­ ветской власти и следить за их исполне­ нием всеми».1 Анненковщина ж е была понятием, несов­ местимым с законом. Н агнетая атмосферу всеобщего страха и трепета, Анненков закры вал глаза на «проделки» подчиненных. «Атаманцы бал у ­ ют», «атаманцы гуляют»,— говорили в н а ­ роде. И это значило — потеха, злорадное шутовство по поводу страданий человека, нередко трагических по своему исходу. Д л я некоторых особей из этого стада смерть постороннего — пастуха, пахаря, жницы, ребенка — уж е не была смертью, не печалила, не пугала и д аж е не оста­ навливала внимания тем, что это была именно смерть, последний вздох, последний взгляд, земля, прах... Она была предметом забавы , продолжением и дополнением утех и увеселений, способом управлять другими. Вот отрывок из протокола судебного процесса: JI е б о н т, полковой артельщик одной из анненковских частей, свидетель: первая рота рассказывала: «Мы ее повели и уто­ пили. Л езь, говорим, в прорубь, а она смеется». П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й : Не по­ нял, кто смеется? Л е б о н т: А женщина, которую повели топить. У нас по ночам всегда топили. И з­ насилуют, а потом говорят: «Прыгай в прорубь...» Она думает, что шутят... И смеется. Духовные категории и ценности не имели в этом мире ни цены, ни своего действи­ тельного1значения: честное и правомерное то и дело объявлялось здесь преступлени­ ем, а преступник надевал тогу законодате­ ля, причем раньше других это делал сам Анненков. В отряде служил офицером некий Аппо- лонский, или, по-другому,— Полло, артист из Одессы. И з той прекрасной Одессы, на бульварах которой начинались отрочество и юность кадета Анненкова. ■Анненкову показалось, что Полло — боль­ шевик. Была спешно сколочена коллегия военно-полевого суда из пяти человек и назначен день процесса. От суда ож идался назидательный урок страха. Но к собст­ 1 В. И . Л е н и н , собр. Соч., том 39, стр. 155.