Сибирские огни, 1968, №10

— Да! Считай себя исключенным,— взорвался директор.— А нас избавленными от того, кто разлагает группу. — Благодарю, сеньор,— и я, подняв руку, потопал ногой и гордо вышел. Толпа встретила меня молча, испуганно. Сенька-неуд бежал, неся портфель. Кто-то подал пальто и шапку. Я вышел из школы и тут ослабел. За что я оскорбил «Алешу»? Зачем испортил себе жизнь? Куда те­ перь? Эх, если бы директор просто сказал: «Забудь все, не мучай себя! Начинай свою жизнь по-новому». О, с каким бы жаром я бросился все исправлять! Я брел, сам не зная куда, по туманным от яростного мороза ули­ цам... СНЕЖИНКИ НА РЕСНИЦАХ Я делал вид, что хожу в школу, а сам бродил по городу или сидел в читальне. ...А однажды мне приснилась Верочка, Среди ночи подошла она с улицы к моему открытому окну, протянула руку и начала перебирать на столе бумаги. А на бумаге мои стихи. Лицо Верочки было сурово. Она ни разу не взглянула на меня. Я проснулся в смятении. Вышел на улицу. Еще луна, как ночью. Густой снегопад, тепло. По всему кварталу мягко хлопают обитые кош­ мой двери, звякают дужки ведер — женщины идут к будке за водой. Мужчины скребут деревянными лопатами, расчищают тротуары от су­ гробов, шуршат метлы — ширк, ширк. Из-под них разлетается легкий свежий снег. Он скрипит под валенками: люди спешат на работу. А круп­ ные густые хлопья валятся и валятся. Сквозь них горят окна. Из труб поднимается дым, коричневый при луне. И все не верится, что сейчас утро. Это же полночь! И опять слышу со всех сторон: ширк, ширк. На земле так прекрасно, что хочется задержать такое утро навеки, Я вспо­ минаю сон: Вера перебирает мои стихи. Подходит мальчишка. Он тянет салазки. Веревка застыла и плохо гнется. Она упругая, словно прут. Это простое сравнение доставляет мне радость, Я отмечаю все звуки, запахи дымка и сугробов, тучи медлен­ ных снежинок, а за ними луну. Я представил себе рассказ о таком утре и затаил дыхание. Потом вернулся домой, сел за тетрадь. «Привязанная у ворот, спа: ла черная лошадь,— написал я.— Беззвучный снегопад заботливо на­ крыл ее белой пушистой попоной. Снег пахнет, как разрезанный звонко-тугой кочан капусты». Ведь есть же это у меня, есть! И мечты, и надежда, и рассказы, и записи мои... Все во мне успокоилось и горело ровным, светлым огнем. «Женщина несла на коромысле ведра, и в каждом ведре кувыркал­ ся маслянисто-лунный блик. Когда дует сильный ветер, из таких ведер выпархивают серебристые стайки капель. При морозе, попав на одежду, они прилипают ледяными горошинами. Вся пола в горошинах. Она шур­ шит». Так я писал, забыв обо всем и только радуясь: слова рисуют то, что я мысленно вижу. Уже рассвело, Я подошел к окну и неожиданно увидел Верочку, Она стояла среди снегопада и смотрела в мое окно. Ее серая дошка по­ белела, на плечах, на шапочке — тоже сугробики.