Сибирские огни, 1968, №10

сию, как сидели в кино, как на катке катались. А помнишь, на лодке? А помнишь, был дождь и ты отдал мне плащ? Я осталась сухая, а ты промок до нитки, И мы оба смеялись... Почему ты так изменился ко мне? Ты ведешь себя, как враг. Почему ты стал плохо учиться? Грубишь учителям, забавляешь ребят, словно клоун. Наверное, что-то случилось, и ты сам мучаешься. Скажи только, и я все сделаю, чтобы тебе было хорошо. И я отдам тебе «плащ». Порви это письмо, сожги спичкой —ты даже курить стал — и приходи сегодня на каток в 7. Илюшенька! Я очень, очень,.. Твоя. За грамматику не ручаюсь — очень волновалась. Ой, мама идет! Кончаю». Словно пришла весна или словно искупался в чистой реке: так стало свежо, легко и счастливо. Почти на четвереньках пробегаю под вешалками, под сотнями пальто, вылетаю в коридор. У окна вокруг Додьки толпятся ребята и рассматри­ вают фотографии. Вот Верочка в трусиках стоит в реке, а вот она в бе­ лом платье, а перед ней Додька на коленях. Она сжимает руками его лицо. — Вы этот номер здорово откалываете! Особенно поцелуйчик! — восклицает Сенька-неуд и со свистом чмокает губами, точно погоняет лошадь. Значит, мои подозрения оправдались? Значит, можно написать извечную школьную формулу: «Вера+Додя»? Перед глазами все затуманилось, и я слышу собственный ехидный, вздрагивающий голос: — Воронкова откалывать номера умеет,— я ,зеваю, изображая ра­ зочарованного Дон Жуана, и начинаю читать: «Когда ты уехал, я, как дура, ревела всю неделю...,» — Я напыщенно декламирую, закатывая глаза, хватаюсь за сердце, а сам поглядываю на Додьку и думаю испу­ ганно: «Зачем это я? Зачем?» Вдруг Севка вырывает из моих рук письмо. — Это... Уж от кого, от кого, а от тебя не ожидал! — Баки его то­ порщатся. Я растерялся. Хмуро смотрят на меня ребята и девчонки, только Сенька-неуд с синими умнейшими глазами издает придурковатое: «Гы-ы...» — Так сами же... про какие-то номера.,.— Я показываю на фото­ карточки. — Дурак! — Севка прячет письмо в карман.— Когда ты уехал, Ве­ ра и Додька готовили для смотра самодеятельности «Сцену у фонтана» из «Бориса Годунова». А это Вера на пляже, и Нина Покровская сфо­ тографировала ее. — Сообразил?! — кричит мне Калинина, Сейчас она не весело-озор­ ная, а совсем сердитая. — Чего ты вдруг взбеленился? — удивленно спрашивает Додька. Он до сих пор не догадывается о моих подозрениях. » Я поднимаю голову, И лоб мой увлажняется: за спинами ребят сто­ ит Верочка. Брови ее сдвинулись, губы плотно сжаты, а лицо как будто похудело. — Дай записку,— говорит она тихо, но так, что всем становится не по себе. Севка торопливо подает записку, Она молча протягивает руку к Додьке, и тот мгновенно отдает фотокарточки. Не взглянув на меня, уходит в класс и сразу же выбегает с портфельчиком, стремительно скрывается в раздевалке. — Эх ты, тип Максима Горького! — Севка сердито уходит. Подавленные, расходятся и остальные. — Да, это, брат, скверно получилось,— бормочет Додька,— И чего ты на нее? Ведь хорошая девчонка, не чета тебе, негодяю! Я остаюсь один, чувствуя себя подлым и уничтоженным.