Сибирские огни, 1968, №10

ный дядя велел положить чемодан под голову. На стареньком пальто жестко. «А тебя я никогда, никогда не забуду»,— горько звучат в памяти слова Верочки. На нижних полках спят две старухи, такие неподвижные, бездыхан­ ные, что я подумал: «Живы ли?» Струйки дождя бьют по окну вскользь, чертят полоски. Выхожу на станции. В темноте шумят мокрые тополя. Дождь ста­ рательно остукивает вагоны. На стаАции глухо. Её тускло освещают лампочки. В стороне, в кро­ мешном мраке,— длинный стол под крышей. Около баб горят свечи. Неяркие блики ползают по ведрам с солеными огурцами, по кучкам яб­ лок, по мискам с вареной картошкой. Огромные тени торговок шевелят- ' ся на дощатой стене. Молоденькая проводница, низко держа фонарь, стоит у подножки. В темноте ее накрашенные губы на белом лице кажутся черными. Фо­ нарь тускло освещает лужи в пузырях и фонтанчиках. Вдали светятся редкие огоньки неведомого селения. Откуда-то — или из товарного вагона, или из склада — сильно пахнет яблоками, пахнет неведомым югом. — Что-то вы, молодой человек, плохо спите,— .сказала проводница очень мягким, приятным голосом. У меня защемило сердце: голос ее похож на Верочкин. — Я ведь приметила: выскакиваете на каждой станции. — Душно в вагоне,— смущенно ответил я. И вдруг мне этот мрак, эта глухая ночь, шумящие тополя, пустой вокзальчик, дождик показались полными чего-то необыкновенного, пре­ красного. — Или уехали от нее? Сохнете? — засмеялась проводница лукаво и призывно. Ее черные губы растянулись. И мне почудилось нелепое: я могу сейчас же, немедленно полюбить эту проводницу так же мучи­ тельно, как и Веру. Я насупился, не понимая самого себя, отвел глаза... и вздрогнул. На пустом перроне под лампочкой стояла Вера в своем клетчатом плаще, а рядом с ней — моряк в бушлате, в бескозырке. Моряк взял ее под руку, и они стали медленно прогуливаться. Назы­ вая себя дураком, я быстро подошел к ним, спотыкаясь о рельсы. Ж ад­ но посмотрел на девушку — она была из соседнего вагона *и совсем не походила на Веру. И все же что-то в ней было Верино... Паровоз загудел, я бросился к вагону. У вокзального садика опять вздрогнул: в темноте под деревом стояла Вера в белом платьице. Но это был всего лишь побеленный ствол. Фонари с земли переместились на подножки — проводники подня­ лись в вагоны... Я приоткрыл окно. Капли шлепали по лицу. Еле видимые проноси­ лись черные сады, рощи. Огненные четырехугольники летели рядом с вагонами, изгибались на бугорках и в ямках. Свет из окон скользил по сетке дождика серебряным пятном. Пронесутся далекие крапинки огоньков, и опять черно. Мелькают полустанки, разъезды, тускло освещенные одной лампочкой. Мокро по­ блескивают перроны. -v И во всем этом почему-то чувствуется Верочка. ...А через месяц, счастливый, я ехал по этой же дороге обратно, все перечитывая и перечитывая полученное в Фергане письмо Верочки. Дядя, щегольски подкручивая усы, беседовал с сонной красивой - женщиной: ’’