Сибирские огни, 1968, №10

Шура в конце самого длинного дня в году: «Ты был сегодня счастли­ вым! Эх, Муромец, ничего-то ты еще не понимаешь!» Да, это только те­ перь стукнуло мне в голову. И так меня поманило к этим дням, что я отбросил «Мадам Бова- ри», которую читал. Где они, мои друзья? Вот они, вот они, в старин­ ном, обитом жестью сундучке, истрепанные, зачитанные мои «Том Сойер» и «Гек Финн». И теперь каждое утро с чердака-сеновальчика, где я сплю, скорее к далеким пескам у Ельцовского бора. Никого здесь в будний день, ва­ ляюсь на горячем песке, читаю. Что за удивительные книги! А кроме то­ го между их строк заложено и прочитывается все мое детство. И смут­ ная тревога, и тоска о Вере, о ребятах, и смятение: «Кто я? Что я?» — все-все исчезает, как боль. Вот приходят ко мне Володя, маленькая ба­ лерина, Сашка Сокол, Шура, его самый длинный день в году. И груст­ но, и радостно, и вспоминается многое. И так мне хорошо на берегу моей Миссисипи! Я вхожу в воду, смотрю на близкие и дальние острова, на приволь­ ный разлив реки, на прибрежный лес, на громадные завалы пышущих светом и зноем кучевых облаков, на редкие пароходы и лодки, на бар­ жи и плоты — не сидят ли на них, свесив ноги в воду, Гек'Д негр Джим? И я плаваю, и никого мне не нужно, и уже одиночество не мучает. И вспоминаю стихотворение из старенького сборничка, который однаж­ ды выкопал в развале книг на полу дорогой мне лавчонки: Ни о чем он, ни о ком он, В легких листьях птичий гомон. Слышишь шорох быстрых крыл? Будь и' ты таким! Ведь просто? Ночью сосчитаешь до ста, И заснул^ и все забыл. Я шепчу эти воздушно легкие стихи неведомой мне поэтессы На­ дежды Павлович и весь, с головой, утопаю в далеком детстве. И все плохое в нем я забываю. Счастливый и печальный, выбираюсь из моей Миссисипи, валюсь на песок, в тень густых тальников, и строчу стихи на обложке «Тома Сойера»... Но недолгим было это последнее путешествие в края детства, быстро погасли отблески мальчишества, и юность увела меня в свои за ­ боты и смятения... Накупавшись и начитавшись, я обыкновенно входил в Ельцов- ский бор и через него направлялся к городу. Этот густой тогда и гулкий лес, полный сумрака и тайны, был д а в -' но уже населен гЛною отважными могиканами и делаварами, в его смо­ листых чащах и в дебрях папоротников выслеживали мы когда-то друг друга с Володькой Постниковым. И вот однажды вижу — в зеленом сумраке, между толстых стволов сосен мелькает какой-то человек с корзиной, наклоняется, роется пал­ кой в хвое, в траве. Подхожу ближе — вот тебе раз! — «Алеша». В се­ рой рубашке с расстегнутым воротом, рабочих брюках, в сандалиях, к брючному ремню привязан какой-то мешочек. Я еще никогда не встре­ чал в таком виде «Алешу». В рабочем фартуке, с руками в глине и краске, висящим в люльке с кистью или громыхающим по школьной крыше тоже с кистью видел его, но в лесу с корзинкой... — А! И ты за грибами? — приветливо спрашивает «Алеша» и сма­ хивает со лба испарину. — Да нет... Купался, домой иду,— объясняю я.