Сибирские огни, 1968, №10
«Ох ты, черт, как он загибает»,— думаю я, чувствуя себя рядом с ним мальчишкой. Вижу в окно, как из лужи под водосточной трубой лакает собака, пьет сизый голубь, жмурясь от удовольствия. Сияющая капля с крыши летит по ветру косо, щелкает в бок воробья на завалинке. И опять сотря сает меня жажда дороги. Весна! Раздаются голоса Додьки и Севки. От них на всю промозглую ком нату пахнуло свежестью талой весны. — Бери,— Севка сует Игорю сверток. — Что это? — Бери, бери! — галдит Додька, швыряя пальто и кубанку в угол на табуретку. Игорь разворачивает бумагу, и на столе появляется красивый, из синей кожи, портфель, а в нем томик Гейне, которого Игорь очень любит. — В долгу, ребята, в долгу,— бормочет Игорь, глядя на наши по дарки и, наверное, не видя их.— В долгу... — Долг платежом красен! Будешь писать нам письма,— смеется Додька. Игорь закуривает тоненькую папироску. Ему разрешено курить при родителях, он у них на правах взрослого... А потом мы немного поброд!уш по Красному проспекту. Весна нынче капризная. С утра сияло солнце, было тепло, тихо, снег превращался в мокрую кашу, всюду текло, капало, и вдруг подуло с се вера жгучим холодом, нанесло к полудню тучи, с сосулек перестало ка пать, мокрые тротуары подморозило, высушило, талый снег покрылся корявой ледяной коркой, замелькали редкие снежинки, припушили все подмерзшее, а сейчас, к вечеру, опять потеплело, даже заморосил мель чайший дождичек. Мы бредем, перекидываясь изредка совсем не веселыми словами. Игорю, конечно, хочется остаться с Ниной, и мы их оставляем среди мок рых тополей на бульваре, а сами плетемся неизвестно куда. Потом и мы расходимся. Я тащусь к дому Веры. Снова похолодало, ветер рвет полы пальто, завывает в березах, хлы нул тяжелый, влажный снег. Черт бы его подрал! Три дня назад всюду на солнцепеках было сухо, просохли и тропинки, уже бередила душу мечта о лете, и только в тени вместо снега лежали, подплывающие водой, ле дяные круглые плиты льда, и вдруг снова снег завалил все просохшее, завтра потеплеет, потечет и наделает грязи. Я иду к Вере уже весь белый, занесенный мокрым снегом, и люди попадаются навстречу и обгоняют меня, тоже с ног до головы занесен ные снегом. Я знаю, что Вера сегодня с мамой в театре на спектакле «Поэма о топоре», но я не могу, я будто что-то потерял и мучаюсь, и должен это найти. Хоть посидеть на ее мокром крыльце, на мягко хрупающем, сыром снежке, и то станет легче. Вот снова посыпалась изморось, наделала слякоти. Нет, не забуду этот вечер на крыльце! Снег подо мной растаял, пальто и брюки .'Промок ли, с шапки капает за воротник, течет по щекам. Небо очистилось, над голыми тополями объявился хрустальный месяц, такой у него чистый, зеркальный свет... И вдруг я осознаю, чувствую эти минуты так остро, пронзительно, как обыкновенно являются такие минуты в воспомина ниях... И только перед экзаменами я очнулся, в панике схватился за учеб ники, сидел ночами с Додькой и Севкой, а днем с Верой. С их помощью я все-таки перебрался в восьмую группу...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2