Сибирские огни, 1968, №10

замерзнув, заходили в тишину библиотеки и сидели в светлой читальне за одной книжкой каких-нибудь стихов, чаще Блока и Лермонтова, и от­ мечали пальцами строки, которые, как нам казалось, говорили о нас. А потом опять шли, все куда-то шли, и я чувствовал постоянную за­ боту о себе, чуть ли не заботу старшей сестры, и читал ей свое: Я не забуду ночь и ели, И белые дороги в тишине, И как мы шли, снега скрипели И что-то обещали мне... И были у нас, зимние, студеные закаты, и ветры, вдруг повеявшие весной, и на небе насечка месяца, и непроходимые сугробы без единого следа, и голые, березы в сумерках. Ветер шумел в березах, а мне чуди­ лось, что он шумел в корабельных снастях. И еще мне чудилось, что ме­ ня кто-то куда-то зовет, и я метался, не понимая этого зова... Мы приходили в мою комнатушку рядом с кухней, за теплой печкой. И у мамы была улыбка в глазах, ты ей нравилась. Тебя уже нет на земле, но вот я сейчас оживляю и тебя, и себя, прошлого. Вот звучит твой голос... Ты спохватилась, что нужно заниматься. Мы садимся за стол, покры­ тый зеленой клеенкой в черную клетку, обрызганную чернилами. Я смот­ рю в учебник геометрии, будь она неладна, а сам уже смутно тоскую от приближающейся разлуки: скоро вечер. А ты все умеешь совместить: и наши встречи, и занятия, и домашнюю работу. Ты умная-разумная, не то что я, заполошный дуралей, который живет, как в чаду, который одурел от твоих глаз й рук, от своего и твоего сердца. Я помню, как иногда мерз с тобой у крыльца. Я, конечно, щеголял в ботинках. Примчишься домой, снимаешь их с одеревеневших ног, и, но­ ски, пристывшие к стелькам, отрываются с треском Мать, охая, налива­ ет в таз холодную воду, и я сую в нее ноги. Пальцы, отходя, так болят, что хоть кричи... А потом пришла весна... ' В эти дни мы расстались с Игорем Соболевым. Отца его перевели на работу в Иркутск... Они жили в низенькой, темноватой и холодной комнате. Сыро. Зябко передергиваю плечами. Мать Игоря, в меховой безру- кавой телогрейке, дымит папиросой. Она морщиниста, с сизоватым, пух­ лым носом, ее красивые серые глаза щурятся, изучают нас, дескать, что же вы за люди, чем дышите, как живете? На Нине Покровской ее глаза останавливаются с нежной насмешкой, она знает об отношении к ней Игоря. Эта семья какая-то бездомная, будто живут три холостяка, и квар­ тира у них не дом, а случайное пристанище, лишь бы кое-как переноче­ в а т ь . Д в е кровати, три табуретки, стол, несколько чашек и тарелок — вот и все их богатство. И правда, они все скитались. А мать не умела создавать уют, долж­ но быть, не было у нее этой женской черты. Да и отец с Игорем были не­ требовательными, как солдаты в походе. Если им случалось по воскрес­ ным дням быть вместе, то целый день в их комнате было тихо. Мать сидела у плиты, курила и читала книгу, отец, завалив стол папками, рыл­ ся в 'бумагах и чертежах, Игорь сидел у окна и тоже читал. Но, удиви­ тельно, это молчание не было тягостным молчанием чужих людей. В скудной комнате безмолвно витал дух уважения, заботы и _любви.