Сибирские огни, 1968, №10

очень нежное лицо, с ямкой на левой щеке, когда она улыбается. Яркие вишенки глаз, коротко остриженные волосы, закрывающие наискось часть лба, пухлые, ласковые губы. Темно-синее, шерстяное платье об­ легает ее фигуру, стоячий воротничок охватывает шею. На спине ее сплошной полоской белые горошины пуговок. Вера разговаривает со мной очень просто, ласково, точно она взрослее меня; вся она такая внимательная, дружески заботливая. И как-то очень хорошо чувствуешь себя с ней. Сегодня Верочке исполнилось шестнадцать. — Знаешь, чего мне очень хочется? Я очень хочу, чтобы ты у ме­ ня сегодня был,— тихонько говорит она и поправляет воротник моей рубашки.— А ты хочешь прийти ко мне? — ласково, как у младшего, спрашивает она. — Хочу. — А ты почему захромал по математике? А я, действительно, захромал, да еще как. Это началось с пятой группы. Я вдруг стал плохо видеть. Математик чертил на доске какие- то геометрические фигуры, писал формулы, ребята стучали мелом, извлекали разные там корни, а я ничего не видел и не понимал. Я до­ гадался, что у меня испортилось зрение. Мне бы нужно было сказать об этом и пересесть с последней парты на первую, но я боялся, что меня заставят надеть очки. Мальчишка в очках — это было для меня что-то неестественное и смешное, и поэтому я молчал, отставая от ре­ бят все больше и больше. Не могу я сказать об этом и Вере. Я мямлю в ответ: «— Д а не знаю... Запустил как-то... И не люблю я ее... математику... — Хочешь, я помогу тебе? — Ладно. — Несколько раз позанимаемся, и ты всех догонишь.— И она уби­ рает у меня с груди пушинку. — Ты кем хочешь быть? Я пожимаю плечами. Я до сих пор не смог облюбовать себе профес­ сию. А занимаюсь я так неважно, что боюсь и думать о каком-нибудь ин­ ституте— все равно не сдам. Литература, история, география, естество­ знание — это все мне дается легко, а вот — математика, физика, хи­ мия — здесь я дурак дураком. — А ты куда хочешь пойти? — спрашиваю я. — Да у меня, наверное, никаких особенных способностей нет... Так что мне все равно, пойду в какой-нибудь институт. Да мне это и неваж­ но. Просто я люблю жить, мне нравится жить, так что мне везде бу­ дет хорошо! Меня удивляет ее необычный ответ. Вся она такая простая, ясная, спокойно-радостная, умница-разум­ ница без всяких завихрений, без мучительной сумятицы в душе. Ей, на­ верное, легко жить. Туг погас в зале свет, ребята зашикали друг на друга, гул и вы­ крики стихли, поплыл занавес. Щелкая бичами, надсмотрщики в соломенных широкополых шля­ пах гнали по ярко освещенной сцене черных полуголых рабов. Верочка прижалась ко мне плечом и от этого стала совсем родной и близкой... Зал то охает, то замирает, полный ненависти к плантаторам и любви к неграм. Ликующим шумом встречаем мы свою любимую ак­ трису — маленькую, прелестную Зою Булгакову. Она играет мальчи­ шек и девчонок. Зоя ростом мне до пояса, но она изящна, у нее хо