Сибирские огни, 1968, №10

ные березы, срубать их хозяину стало жаль, и он, проделав в досках дыры для стволов, обстроил березы сенями. Получилось так, что бере­ зы растут сквозь крышу. В сенках на засохших сучьях висят всякие тряпки, шубейки, веревки, даже корзина и таз, а пышные ветви ложат­ ся на крышу дома, веют высоко над ним. При сильном ветре железная крыша погромыхивает, ветви шуршат по ней, и мне ночами чудится, что это кто-то ходит по железу в сапогах и все метет метлой, метет. Но сегодня безветренно, тихо. Как жаль, что я не слышу сапог и метлы. Я начинаю сочинять стихи об этой ночи: Водосточные трубы гремели Всю ночь у меня в изголовьи И звали в ненастье, и пели, И мучилось сердце любовью. Как же все здорово! Но смогу ли я когда-нибудь написать книгу, в которой бы жило это ненастье, эта ночь и наш с Люсей лунный класс, и все мое детство, и вся моя школа, и мои стихи, и как мне было хорошо, и как мне было плохо. Ведь прожито уже так много: почти шестнадцать лет. Может быть, это половина моей жизни прошла? А я еще ничего не сделал Да и как же мы будем жить? Нужно подумать, приготовиться к митингу. Но я уже давно об этом думал. Еще совсем мальчишкой, когда Фени- мор Купер научил меня любить лес, индейцев и великие озера Онтарио и Мичиган. Мне еще тогда стали представляться города в лесах. Не надо большущих городов, и грохочущих, пыльных улиц, и боль­ ших домов. Пусть будет сплошной лес с озерами, с рекой с птицами, с зайцами и белками, а в этом лесу пусть прячутся небольшие дома. Их называют коттеджами. Улиц нет: коттеджи таятся в зарослях. Они синего, белого, оранжевого цвета. Между ними вьются тропинки, выхо­ дят к проспекту. Он длинный, широкий. Пусть здесь будут наполовину из стекла театры, магазины, школы, клубы, кино, всякие учреждения. Здесь ходят автобусы, трамваи. А за этим проспектом опять тропинки убегают в лес, к другой груп­ пе коттеджей. И у тех коттеджей есть свой проспект. Заводы же и фабрики где-то за лесом, в отдалении, в чистом поле, чтобы не дымили здесь, не грохотали. Как живут в коттеджах? Хорошо живут, весело, дружно. Никто не закрывается — воров нет. Драк и пьянок — тоже. И больных нет. Люди в лесу, среди травы и озер, воздухом дышат хорошим, чистым. Они сильные, ловкие, как Чингачгук и Ункас. Все есть, все дешево, не нужно думать об еде и одежде. Больше о нашей жизни я ничего не мог представить. Я знал толь­ ко одно, что она совсем не будет похожей на жизнь моего отца и ма­ тери, на жизнь нашего квартала из детства... Так я и заснул, думая о зеленом, шелестящем городе-лесе... И опять я потерпел поражение! Черд меня дернул на следующей «пятнице» прочитать свое стихотворение «Родина». Сижу среди ребят и крою: Мокрая дорога лиловата, В колеях зеркальная вода, На колеса грязь наматывая, Дребезжишь ты! А куда> Чувствую, ребята насторожились, чувствую, что-то не то, но лом­ люсь напролом: