Сибирские огни, 1968, №10

лил? Социализм строит? Не видит их. Этот Краешков. Для него меща­ не весь белый свет загородили! Мне даже холодно становится. И лампочка кажется тусклой- тусклой. — Чудак! — уверенно возражает Севка.— Это же не роман, а рас­ сказ. В него, как в мешок, всего не затолкаешь. Это рассказ о ненавш- сти к мещанам, и еще о том, как парень пришел из выдуманного .мира в настоящую жизнь! Я благодарен Севке, я готов обнять его, забыв обо всем. — А где! Эта жизнь?! — вскрикивает Максимов. Тут в спор вклинивается старательный Астраханцев. Лохматый, с напряженным, серьезнейшим лицом, он и прошлый раз, и сегодня си­ дит с тетрадкой, с карандашом и внимательно, прилежно слушает Зве­ рина, тщательно записывает все его высказывания о поэзии, иногда переспрашивает и уточняет. Так он, наверное, делает на уроках. У него есть книга Шенгели «Как писать стихи» и Шкловского «Техника писа­ тельского ремесла». Астраханцев упорно штудирует их, как учебники, уверенный, что писательскому делу можно научиться так же, как, на­ пример, он научился ремонтировать радиоприемники. Дескать, терпенье, и труд — все перетрут. И он терпеливо потеет над рифмами, уж очень ему хочется приобрести специальность поэта и давать рекорды в лите­ ратурном цехе. Он взглядывает на меня свысока и уверенно заявляет: — Вредный у тебя рассказ. Он уводит от современности, от строи­ тельства социализма. Ты пишешь все о какой-то любовной чепухе! Кому нужна теперь эта самая любовь? — И правда, любовь чепуха, если из-за нее на свете появился ты,— серьезно замечает Додька. Ребята хохочут. — При чем тут любовь и я! — Конечно, ни при чем,— так же серьезно соглашается Додька. Сияющий Севка сует ему пятак за удачную реплику. — Сейчас не до любви! — упорствует Астраханцев, твердо зазуб­ рив прошлое выступление Зверина.— Промфинплан, кулаки, коллекти­ визация, борьба за темпы — вот о чем писать надо.— Он заглядывает в свою тетрадку.— И потом — где у тебя завязка, развитие действия, кульминация, развязка? Ты никаких правил техники писательского ре­ месла не соблюдаешь.— И он с победным видом садится. Спор разгорается, одни меня громят, за односторонний показ жиз­ ни, другие защищают. Я уже не рад, что сунулся со своим рассказом. Мне все сильнее хочется удрать отсюда. Отстоять Васю Краешкова я не умею, и что говорить — не знаю: такой уж он, Вася, есть. — А я считаю — здорово написан рассказ! — кричит Додька, вска­ кивая.— Вася Краешков, это же... Школьник написал о школьнике! Никакой писатель не сможет написать так. В сто раз лучше напишет, а так не напишет. Я вижу Васю! Я слышу его! «Мещане весь белый свет загородили!» — передразнивает Додька Максимова.— А что ты скажешь о Зощенко, об Ильфе и Петрове? Я тоже «хочу верить, что на Марсе есть люди!» А «Звени звонок, гони урок — сплошной зевок»? Это же школьная классика! Ребята и Витя Зверин хохочут. Шумели и спорили человек пять-щесть, а остальные молчали, ро­ бели и слушали. Наконец заговорил Витя Зверин. Я весь подался к нему, а вдруг все-таки... Но Зверин берет сто-