Сибирские огни, 1968, №10

аэродромы на лесной полянке, свой первый взлет на солнечный восход. ...Стоят в одной шеренге на стоянке ПО-2 и реактивный самолет. Здесь нет еще примет своего поэтиче­ ского почерка, но есть хотя бы приметы биографии. Гусев, летчик по профессии, знает летную жизнь «изнутри», о ней он умеет сказать просто, без затей, точно пе­ редавая то или иное переживание. Там же, где он пускается в общие декларации о поэзии, о «роли певца», о «ветре столетий», получается ходульно и примитивно. Это та самая «супергражданственность», которая оставляет читателя абсолютно равнодуш­ ным. В «Синегории» горноалтайца А. Эдоко- ва можно отыскать хорошие страницы. Он знает алтайский быт, природу, наделен юно­ шеской пылкостью. Но, по молодости, на­ ивности, он еще и не пытается осмыслить увиденное сам, а пользуется в своих сти­ хах готовыми мыслями, поэтическими «хо­ дами», хотя в подражании кому-нибудь од­ ному его не обвинишь. Было бы, пожалуй, даже лучше, если бы такое обвинение ока­ залось возможным: хлеб учения питатель­ ней, если принимаешь его из первых, а не из третьих, или четвертых рук. Пожалуй, больше всего самостоятельно­ сти в сборнике В. Казакова. Его стихи по- свяшены тайге, тем нелегким путям, кото­ рые поокладывает в ней человек, сибирско­ му селу Автору хорошо ведом горьковатый запах полыни: Он в кровь вошел. Он понимать заставил беду чужую и чужое: ж-и-ть! Он навсегда в душе моей оставил Непримиримость даже к малой лжи.„ В книжке есть искренние, идущие из глубины души строки. Но очень уж мешает В Казакову недостаток вкуса. Печать без­ вкусицы лежит на многих стихотворениях, которые задуманы неплохо. Сплошь и ря­ дом встречаются перлы, вроде: Но разве о чувствах расскажешь Двустволкой и то юром? Или: «Ходит девочка космачом» (?!). О пользе чувства ненависти автор выра­ жается так: Ненавижу покатых, арендующих свет. Верю: ненависть свята во рее времена. И нельзя ее прятать в золоченых ножнах. Более чем туманные идеи облекаются в кое-как подогнанный набор слов... У В. Верютина и Г. Рябченко таких яв­ ных оплошной ей гораздо меньше. Верютин пишет о любви, Рябченко занимают различ­ ные моральные и нравственные проблемы, о которых он высказывается с журналист­ ский определенностью. Оба они довольно гладко формулируют свои мысли, находят уместные образы, сравнения, их стихи, ка­ залось бы, и не за что особо критиковать. Но — волнения они не вызывают, прочитав и даже одобрив какое-то из стихотворений, тут же забываешь, о чем оно. Нет свеже­ сти восприятия жизни, нет своей интона­ ции, нет характера. И значит— пока что нет и поэта... VI Разговором о первом сборнике «Я уже здесь была» Веры Захаровой — оператора Ангарского нефтеперегонного завода, заоч­ ницы Литературного института — хочется закончить эти заметки о молодой поэзии Сибири. «Вера Захарова молода на самом де­ л е— ей двадцать лет, она делает первые шари,— пишет в своем предисловии к этой книжке поэт Марк Сергеев,— И все же в каждом стихотворении слышен ее уже крепнущий голос. Сгихи Веры Захаровой не оставляют человека равнодушным, по­ тому что, кроме одаренности, чувствуется за легко летящими строфами большая ис­ кренность». Хорошие, добрые слова! Но как бы 'ни понятно было нам стремление стар­ шего товарища, профессионального литера­ тора поддержать первый сборник В. З ах а­ ровой, оценка его, увы, непомернц завыше­ на. Поспешность, с которой Восточно-Си­ бирское издательство предоставило место этой книжке в своих планах, говорит о не­ требовательности, о том, что в его понима­ нии высокое звание «молодой поэт» как раз и носит «весьма отвлеченный характер». Вера Захарова, конечно, не лишена спо­ собностей. Она чувствительна, откровенна, весьма эмоциональна. Ты не знал, ты не знал. Ты. конечно, не знал. Что отныне доверен одной только мне. И гудя г. и гудят, и гудят в вышине. Как шмели, золотые и злые глаза. Ты бродил, и бродил, и бродил в темноте. Не боялся, что я не найдусь, промолчу. Я тебя проучу и глаза приручу. Чтобы каждому глазу по тихой звезде... Неплохое стихотворение, вполне достой­ ное опубликования, хотя отметим в скоб­ ках, и присутствует в нем прямая калька из А. Вознесенского: «Твои зубы смелы, в них усмешка ножа, и гудят, как шмели, зо­ лотые глаза». Но во т— другое стихотво­ рение: Зачем мне светлая волна Чужих, соленых глаз? Краду последнее v вас, Когда и так полна. И трудно плачу и люблю И твердо чту обряд. Зачем но зернышку коплю? Чтоб разом потерять? Когда-то вылью все равно Под ноги вам —зачем? — Сполна и всю себя —по дно* А вам не нужно и смешно,— . И окажусь ни с чем. И так далее, и тому подобное... Любая строчка вызывает здесь недоумение. Ноче-